Я набрал побольше воздуха в грудь, встал на колени, откинул крышку и начал обыскивать чемодан.

Поддельный паспорт на имя Линды Мерит! Бог ты мой, в последовательности ей не откажешь. Две книги из Нью-Йоркской публичной библиотеки: Курт Воннегут и Стивен Кинг. Очень характерно для нее, мысленно отметил я. Еще там был тот самый подписанный мною экземпляр «Дома Беттины» и моя фотография над объявлением о встрече с читателями из «Сан-Франциско кроникл».

Нижнее белье — типичный секонд-хенд — состояло из старомодных темно-синих комбинаций из тафты и кружевных бюстгальтеров на проволоке, которые, как мне думается, современные девушки не носят. Простые, но красивые трусики из хлопка. Коричневый бумажный пакет, а в нем программки последних бродвейских мюзиклов: «Кошки», «Кордебалет», «Долли Роуз» Олли Буна и других. Программка Олли Буна с автографом, но без каких бы то ни было надписей личного характера.

И вообще нигде ничего личного.

Я хочу сказать, абсолютно никакого ключа к разгадке, кто же она такая на самом деле. И по какой-то непонятной причине я испытывал еще более острые муки совести.

Может, она намеренно стерла свое прошлое? Или, может, жила одним днем?

За исключением школьной формы, которой у нее оказалось три комплекта, все вещи, насколько я понял, были первоклассными. Костюмы из харрис-твида или донегали, юбки и блейзеры от «Брукс бразерс», «Берберри», «Кейбл кар». Ничего легкомысленного типа того, что мы приобрели во время вчерашней оргии покупок. Даже туфли были вполне респектабельные.

Но все вещи определенно ношеные, некоторые сделаны тогда, когда Белинды еще на свете то не было. Вряд ли она имела их в своем распоряжении до того, как сбежала из дому. Очередная загадка.

В карманах я обнаружил корешки билетов в нью-йоркские театры и с последнего концерта в Сан-Франциско. Фирменные спички из солидных отелей. «Фэйрмонт», «Стэнфорд-корт», «Хайятт ридженси».

И это изрядно меня беспокоило. Мне даже думать не хотелось, что она делала в тех отелях. Хотя вполне могла просто так шататься по шикарным холлам, чтобы хоть на время оказаться в привычной обстановке. Или искать черный вход в мир взрослых.

Но дело было вовсе не в ее недавнем прошлом. Вдвоем мы все преодолеем. Нет, гораздо больше меня волновало ее реальное прошлое. А в принадлежащих ей вещах я не нашел ни единой подсказки. Что откровенно пугало.

Даже на видеокассетах были только дилерские наклейки.

Единственным ключом к разгадке оставалась Сьюзен Джеремайя.

Тогда я достал журналы и, сев на краешек латунной кровати, принялся их внимательно изучать.

Ну, тут ничего не скажешь: женщина действительно незаурядная. Родилась на ранчо в Техасе, посещала школу в Далласе, затем — в Лос-Анджелесе. В десять лет начала снимать фильмы любительской видеокамерой. В юношеском возрасте работала на телестанции в Далласе. Ее фильм «Конец игры» был особо отмечен на Каннском кинофестивале как пронзительный, динамичный и философский. Фильм снимался где-то на островах в Греции и рассказывал о банде юных техасцев, занимающихся контрабандой наркотиков. Киноманы говорили о портативных камерах, о преемственности традиций Орсона Уэллса, о Новой волне, о философском подходе и так далее, и тому подобное. Статья не слишком-то подробная, тем более что в ней было отведено место и другой женщине-режиссеру, уже из Нью-Йорка.

Заметка в «Ньюсуик» оказалась не намного лучше. Основное внимание здесь уделялось апрельской телепремьере фильма «Горькая погоня», причем акцент делался на «эстетику, которой, как правило, недостает телефильмам». Джеремайя собиралась выпустить еще два фильма для «Юнайтед театрикалз», но решительно не желала, чтобы на ней ставили штамп режиссера исключительно телевизионных фильмов.