— Слушай меня внимательно! — сердито произнес я. — Завязывай с этим делом. Я уже говорил, что хочу изменить правила игры. Мне надо, чтобы она сама сказала мне правду.

— Так ты хочешь знать, что я обнаружил, или нет?

— Ладно, выкладывай!

— Наше дело становится все более и более странным. Тот парень Сэмпсон действительно не знает, кто она такая. Он считает, будто шишки с киностудии, которые сказали ему идти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что, явно чокнутые, но приказ спустили с самых верхов «Юнайтед театрикалз». Найти ее, все держать в секрете, в расходах можно не стесняться.

«Юнайтед театрикалз» — очень солидная организация. Старая, как сам Голливуд. Они сняли три фильма по романам моей матери. Они снимают телешоу, выпускают в прокат иностранные фильмы — словом, занимаются всем.

Много лет тому назад я побывал с Алексом на съемочной площадке, видел известную Улицу Большого города, где были сняты тысячи сцен из нью-йоркской жизни, причем я ни секунды не сомневался, что съемки натурные. Там даже имелся гигантский бассейн, где снимались эпизоды с судами на фоне бескрайнего синего неба.

— Я попытался вытянуть из него имена заинтересованных лиц, — тем временем продолжил Дэн, — но этот парень даже в сильном подпитии держит язык за зубами. Киностудия присылает чек. Похоже, он сам толком не знает, на кого работает. Чертовщина какая-то!

— Интересно, Джеремайя работает на «Юнайтед театрикалз»? Вроде я что-то такое читал…

— Да. Впрочем, как и тысячи других людей. И она не входит в правящую верхушку, она режиссер фильма, который показывают по понедельникам в ночное время, она никто. И кроме того, Сэмпсон о ней понятия не имеет. Я попробовал прощупать его. Ничего. А ее мне достать не удалось, так как она сейчас на съемках в Европе. Что касается Сэмпсона, то, похоже, у него ни единой зацепки, где искать Белинду.

— А ты откуда знаешь?

— В следующую пятницу он едет в Нью-Йорк с очередными фотками, затем — в Майами, можешь себе представить — в Майами! — потом снова в Фриско. Он проверяет и Лос-Анджелес. Это все, что я знаю. Но насчет Лос-Анджелеса он тихарится. Говорит: все должно быть шито-крыто. Хотя сам не знает почему. И я что-то не слышал от него о планах расспросить ребятишек с бульвара Сансет. Говорит, Лос-Анджелес — особая статья.

— И что бы это значило, ради всего святого?

— Хочешь знать, что я думаю? Там ее семья. Какое еще может быть объяснение!

— Тогда я не понимаю: они хотят ее найти или нет? Что-то здесь не так.

— Хороший вопрос. Поскольку могу тебя заверить, что в департаменте полиции Лос-Анджелеса в списках пропавших нет никого с ее приметами.

— Странно как-то!

— Если хочешь знать мое мнение, ты тоже ведешь себя как-то странно.

— Послушай, Дэн! Я сожалею о том, что вел себя подобным образом. Я просто… По правде говоря, я в полном замешательстве.

— Послушай, еще пару недель я буду в «Беверли Уилшир». Позвоню, если хоть что-то найду. Но прими мой совет, постарайся выпутаться из этой истории еще до того, как все прояснится.

В тот день Белинда вернулась домой позднее обычного. Она была нагружена самыми разнообразными пакетами. Я как раз сидел за кухонным столом в состоянии, близком к коматозному, и думал о видеокассетах в ее комнате. Насколько я понимаю, она ни разу так и не посмотрела их. Ни разу. Видеомагнитофон был включен и ночью и днем, но Белинда смотрела только пленки, которые брала напрокат.