И о чем я только думал! Интересно, я могу иметь от нее секреты, а она, по-моему, нет?! Но мои секреты объяснялись ее секретами. Если бы только она могла все объяснить!

— Не беспокойся, — прошептала она.

— Но ты чего-то боишься. Я чувствую.

— Нет, ты не понимаешь, — сказала она. Но в ее словах явно был какой-то подвох. Или мне показалось?

— Ты можешь довериться мне и все рассказать? Разве я нарушу правила игры, если спрошу тебя, чего ты боишься?

— Это вовсе не страх, — со слезами в голосе ответила Белинда. — Просто иногда… иногда мне очень грустно.

На следующее утро Белинда была в прекрасном расположении духа. Всю неделю мы ходили на концерты, в кино и на спектакли. По вечерам мы ужинали при свечах в маленьких ресторанчиках, а по утрам встречали восход солнца на берегу. И в камине всегда горел огонь, так что наше жилище пропахло дымом.

А еще мы много разговаривали.

Я рассказал ей о доме в Новом Орлеане, о том, что превратил его в некое подобие музея, причем скорее от бессилия, чем из соображений здравого смысла. Мои бывшие жены никогда там не бывали, так же как, впрочем, и друзья, за исключением моего старого приятеля актера Алекса Клементайна, который хорошо знал мою мать.

Я даже чуть было не открыл ей свою тайну. Чуть было не рассказал, что писал книги под именем своей матери. Но в последний момент все же сдержался. Сам не знаю почему. Алекс определенно был прав относительно таких вещей.

Она сказала, что дом в Новом Орлеане может стать идеальным убежищем.

— Всему свое время, — ответил я.

К тому моменту, как мы решили вернуться, картина «Белинда в кафе „Флора“» была закончена.

18

— Ничего не понимаю, — сказал я. — Я думал, ты захочешь с ним познакомиться. Он не только очень известный, но и совершенно очаровательный человек. А кроме того, он мой лучший друг.

— Не сомневаюсь, что он потрясающий. Я видела его по телевизору, я видела его в кинофильмах, но мне не хочется туда идти, — заявила Белинда и уже на повышенных тонах добавила: — А вот куда мне действительно хочется пойти, так это на концерт. Я тебе уже говорила. И вообще, если ты терпеть не можешь рок-концерты и отказываешься составить мне компанию, то пожалуйста, я и одна могу сходить.

— Твоя затея мне не слишком нравится. Я не желаю, чтобы ты туда ходила. И вообще, раньше ты такого не делала.

— А я хочу! Послушай, мне уже шестнадцать!

— Ты сердишься, что я иду на обед с другом?

— С какой стати я должна сердиться!

— Послушай, ты отказалась пойти на прием в музее, ты улизнула из дому, когда Энди устанавливал скульптуру в саду, ты вечно запираешься в своей комнате, когда приходит Шейла. Ты никогда не снимаешь трубку, если вдруг зазвонит телефон. И сейчас речь идет об Алексе, одном из выдающихся киноактеров в истории кинематографа, а ты даже не соизволишь…

— И что, к черту, ты собираешься сказать всем этим людям?! Что я твоя племянница из Канзас-Сити, которая приехала ненадолго погостить? Боже мой, Джереми, включи хоть ненадолго голову! Ты прячешь свои лучшие работы в своей чертовой мастерской и в то же время хочешь демонстрировать меня перед своими друзьями!

— Но в том-то и дело, что Алекс Клементайн — единственный человек, которому не надо ничего объяснять. Алекс никогда не выдает чужих секретов. Он только что написал целую книгу, где ты не найдешь ни одного лишнего слова о знакомых ему людях.

Но зато он вовсю треплется за обедом и во время коктейлей! «Вы бы только видели ту малолетку, что Джереми подцепил в Сан-Франциско! Да-да, именно Джереми».