Она пять дней недоедала, чтобы их купить. И нарисовала десяток бутоньерок для Лауры.

Она поняла: сегодня не ее вечер. Пора отправляться спать, пока на лбу не высветилась надпись: дура набитая. Как он сказал накануне? «Пойдем к Сибил Гарсон в субботу вечером! Будет большой праздник. Там и встретимся». Она тогда скривилась, но день запомнила. И запомнила выражение: встретимся. «Встретимся» означало вместе под ручку вернуться домой. Об этом стоило поразмыслить. Она едва удержалась, чтобы не спросить: «А ты один идешь или с этой заразой?» Нет, ей не стоит говорить о Шарлотте Брэдсберри, никогда и ни при каких обстоятельствах. Она тут же начала изыскивать возможность попасть на вечеринку. Сибил Гарсон, идол желтой прессы, англичанка весьма знатного рода, элегантная и высокомерная, никогда не приглашала к себе иностранок — в особенности француженок, делая исключение разве что для таких знаменитостей, как Шарлотта Генсбур и Жюльет Бинош, ну или в крайнем случае для спутницы шикарного Джонни Деппа. «Я, безвестная и безродная француженка Гортензия Кортес, не имею никаких шансов туда пролезть. Если только надену белый передник и стану разносить сосиски. Нет уж, лучше умереть!

Он сказал: «Встретимся там». «Мы встретимся» означает мы — я и он, Гортензия Кортес и Гэри Уорд. «Мы» предполагает, что мисс Брэдсберри нынче не в чести. Мисс Шарлотта Брэдсберри получила от ворот поворот — или свалила сама. Какая, собственно, разница? Ясно одно: путь свободен. Сейчас мой ход. Сейчас все для Гортензии Кортес — лондонские вечеринки, клубы и музеи, галерея Тейт, столик у окна в ресторане при Музее дизайна с видом на Биг-Бен, уик-энды в шикарных усадьбах, вельш-корги, которые лижут руки королевы в Виндзорском дворце, ячменные лепешки с изюмом к чаю, с вареньем и сметаной, она будет грызть их у камина под слегка выцветшей картиной Тернера, осторожно поднося к губам чашечку… «Английские ячменные лепешки не принято есть абы как! Их разрезают пополам, намазывают сметаной и держат между большим и указательным пальцами». А иначе, утверждала Лаура, прослывешь неотесанной деревенщиной.

Я проникаю на вечеринку к Сибил Гарсон, хлопаю глазами, подкатываю к Гэри, занимаю место Шарлотты Брэдсберри. Я делаюсь важной персоной, обретаю международную известность, обо мне говорят с уважением, все суют мне свои визитки, меня одевают с головы до ног, я отбиваюсь от папарацци и придирчиво выбираю себе будущую лучшую подругу. Я уже не безвестная француженка, которая лезет из кожи вон, чтобы сделать себе имя, я пойду по головам и стану Чванной Англичанкой. Засиделась в анонимах. Нет больше сил терпеть, чтобы со мной обращались как с недочеловеком, чтобы ноги об меня вытирали и смотрели сквозь меня, словно я стеклянная. Хочу уважения, почета, известности и власти, власти.

Главное — власти.

Но прежде чем стать Чванной Англичанкой, нужно придумать фокус, с помощью которого я пролезу на вечеринку, предназначенную для немногочисленных счастливцев, мелькающих на страницах английской желтой прессы. Это непросто, Гортензия… А если соблазнить Пита Доэрти? Тоже не дело… Лучше попробую проскользнуть туда как тень».

У нее получилось.

Перед домом номер три на площади Белгравия она догнала двух англичан, которые, раздувая ноздри, говорили о кинематографе. Она сделала вид, что заслушалась их рассуждениями, и, словно она пришла с ними, прошмыгнула в огромную квартиру с высоким, как в Кентерберийском соборе, потолком, продолжая на ходу впитывать мудреные высказывания Стивена и Ника о фильме «Яркая звезда» Джейн Кэмпион. Они видели этот фильм на предпремьерном показе на Лондонском кинофестивале и упивались своей принадлежностью к тем немногим счастливцам, которые могут его обсудить. Принадлежность. «То belong or not to belong?» — основной вопрос каждого модного англичанина.