Любимым литературным героем у 15 % опрошенных оказался Павел Корчагин (герой романа Николая Островского «Как закалялась сталь»), после него называли Андрея Болконского, Татьяну Ларину, Павла Власова (герой романа Горького «Мать»), Наташу Ростову. Правда, некоторые школьники отдали предпочтение героям, которых советская педагогика не одобряла, – Платону Каратаеву, Остапу Бендеру, Нехлюдову, Печорину. Впрочем, педагогов больше беспокоило не то, что юноши и девушки любят идеологически неправильных персонажей, а то, за что именно они их любят. Повышенный интерес выпускников к так называемым вопросам «любви и дружбы» считался опасным и ведущим в «мир мещанских иллюзий».

Беспокоились они не зря – молодежи послевоенных лет было тесно в навязываемых рамках официальной идеологии, и она все чаще стала организовываться в разнообразные кружки. Чаще всего те не носили идеологической направленности – подростки не думали ни о какой политике, не собирались подрывать никакие основы социалистического строя, они просто неосознанно сопротивлялись навязываемой им фальши, постоянной идеологизации всего вокруг, включая любовь, дружбу и даже самые бытовые вещи. Так, например, в Челябинске кружок, который посещали ученицы старших классов, назывался «Итальянская республика», и в нем обсуждали то, о чем не принято было говорить в школе, в основном личные проблемы, типичные для 15–16-летних девушек.

Но даже такие организации вызывали у властей беспокойство, тем более что после войны наметилась тенденция уменьшения рядов комсомольцев. Все в том же Челябинске среди учащихся вузов и техникумов в 1940 году комсомольцами было 65 %, а в 1946 году – только 42 %. С одной стороны, это объяснялось последствиями войны (ограничение приема в комсомол во время войны, более зрелый послевоенный состав учащихся). Но все больше молодых людей и сами отказывались становиться на комсомольский учет, заявляя, что в комсомольской организации «жизнь скучная и неинтересная».

Да и не все молодежные неофициальные организации были так же безобидны, как «Итальянская республика» челябинских старшеклассниц. В вузах студенты были настроены куда более радикально, и их группы и кружки не без оснований казались властям опасными. Так, например, в Ленинграде студенты филологического факультета ЛГУ организовали кружок «Искатели правды», где обсуждали проблемы, связанные с литературой. Причем иногда весьма близкие к политике – так, например, они говорили о том, что Ахматова была неправильно раскритикована и что советские писатели не могут в своих произведениях открыто высказывать свою точку зрения, так как «над литературой довлеет партия».

Что-то подобное высказывали и участники литературного кружка из Ростовского госуниверситета, называвшие себя «настоященцами». Они говорили, что советская литература во многом ущербна, поскольку концентрируется на положительном примере и в массе своей является невыразительной и бесцветной.

«В Литературном институте студенты Беленков, Штейн, Привалов, Рошаева, Шелли Сорокко и Сикорский провозгласили создание нового литературного течения, названного ими «Необарокко», – пишет Георгий Андреевский. – Беленков и его единомышленники утверждали, что сегодня в советской литературе застой. Война должна положить ему конец. Подражатели классики, типа Симонова, должны уступить место новым силам в литературе. Настоящая литература должна перестать ориентироваться на обывателя, она должна ориентироваться на высококультурного и образованного читателя». Речь, между прочим, о том самом институте, в который через несколько лет поступила Белла Ахмадулина.

Студенты механико-математического факультета МГУ организовали кружок «Тесное содружество», у которого вообще не было политической окраски и целью которого, по словам его участников, было всего лишь сохранить дружбу после окончания университета.