Дела шли все хуже. Невзирая на медленное, но стабильное улучшение физического состояния, Льюиса продолжали мучить ночные кошмары. В первую их ночь в Лондоне он проснулся в три часа утра, весь покрытый испариной, с криком: «Там! Там!»
На следующий день он заперся в гостиной номера, отказываясь выходить с Эбброй и даже завтракать или обедать с ней.
Психиатр предупредил Эббру о том, что у Льюиса будет часто возникать потребность побыть одному, и рекомендовал ей смириться с его желанием, как бы тяжело это ни оказалось для нее.
В тот день, их первый день в Лондоне, Эббра позавтракала одна и все утро бродила по Национальной галерее и Национальной портретной галерее. Перед обедом она позвонила Льюису, спрашивая, не хочет ли он составить ей компанию, и когда он отказался, в одиночестве пообедала в «Фортнум энд Мэсон». Потом она прошлась по Пиккадилли и Хатчхердз, где, к своему удовольствию, обнаружила последнюю написанную ею книгу, выставленную на видном месте.
Вернувшись в отель, она опустилась на колени у кресла Льюиса и озабоченно попросила:
– Расскажи мне о том, что тебя тревожит. Ночные кошмары? Чье имя ты выкрикивал? Это был кто-нибудь из твоих тюремщиков?
Льюис сразу понял, какое имя она имеет в виду.
– Нет, – сказал он, проводя рукой по волосам, которые вновь становились густыми и волнистыми. – Мне приснилась Там, девушка-уборщица, которая работала у нас в Ваньбинь. Помнишь письмо, в котором я о ней рассказывал?
Эббра приподнялась и села на корточки. Это было очень давно, но она не забыла рассказа о девушке, с которой грубо обошелся отец, и о том, как Льюис спас ее от родственников, определив уборщицей, горничной и прачкой при штабе.
– Это та самая девушка, которая попросила тебя научить ее английскому языку?
Льюис кивнул, и при воспоминании о связывавших его и Там отношениях наставника и ученицы жесткая линия его рта чуть смягчилась.
Эббра озадаченно смотрела на него.
– Ты выкрикивал ее имя, потому что был испуган. Ты вспотел, дрожал всем телом. Отчего? Не понимаю.
Льюис встал и подошел к окну. Его лицо вновь стало суровым и мрачным.
– Америке не добиться победы во Вьетнаме, Эббра, – сказал он, глядя на умытые дождем улицы Лондона. – Будет подписано мирное соглашение, и мы выведем оттуда войска. После этого в зависимости от условий договора и их выполнения во Вьетнаме может установиться относительная стабильность, но лишь ненадолго. И когда Северный Вьетнам захватит Южный – а это обязательно произойдет, – все те, кто работал на американцев, и Там в их числе, окажутся в опасности.
– Этим и был вызван твой кошмар?
– Да, – ответил Льюис. – Именно этим.
– Если бы не твои книги, пресса не заинтересовалась бы нами, – натянутым тоном заявил Льюис, впервые увидев в журнале статью о себе, Эббре и Скотте. – Ты читала эту галиматью? Полная чепуха!
Эббра прочла куда больше заметок на эту тему, чем Льюис, и была гораздо лучше подготовлена к тому, что могло оказаться в очередной статье.
– Не так уж плохо, – примирительно отозвалась она, опуская журнал в корзину для мусора. – В средствах массовой информации подобные рассказы называются светской хроникой, и нам не приходится ожидать ничего иного.
Льюис с яростью обрушился на нее.
– Я не обязан ожидать ничего подобного! – взорвался он. – Вы со Скоттом жили как хотели, не таясь сообщества, но это еще не значит, что меня нужно втягивать в эту грязную историю!
Кровь отхлынула от лица Эббры. Она понимала: ей нельзя оставаться в одной комнате с Льюисом, иначе она наговорит ему вещей, которые разрушат все то, что они пытались воссоздать общими усилиями.
– Я иду гулять, – отрывисто бросила она и, не дожидаясь ответа, торопливо покинула комнату. |