Влад положил шприц на стол.

Сердечный приступ избавил его от необходимости убивать связанного человека.

Смерть Антончика сразу решила несколько проблем.

Владислав развязал стоматолога, снял с его лица пластырь, протер кожу возле губ смоченной в спирте ваткой и уничтожил следы борьбы в кабинете. Затем порылся на полке с лекарствами и достал флакончик с нитроглицерином. Одна таблетка отправилась под язык трупу, остальные биолог рассыпал по полу и закатил под стол стеклянный цилиндрик упаковки, как будто почувствовавший себя плохо хирург выронил пузырек с лекарством.

Завершила композицию свесившаяся с кресла правая рука Антончика.

Именно правая.

Многие имитаторы несчастных случаев прокалываются на мелочах, известных любому студенту-медику. Во время сердечного приступа левая рука немеет, ею больной не может достать таблетки, а чаще всего рефлекторно прижимает к груди. Так что и после смерти рука в большинстве случаев остается согнутой.

Антончик полулежал на спине, и упавшая с кресла правая рука красноречиво свидетельствовала о происшедшем.

Подозрения судмедэкспертов в умышленном убийстве Владу были ни к чему.

Он окинул внимательным взглядом получившийся натюрморт, аккуратно упаковал шприц, предварительно сняв с него иглу, отомкнул замок на двери, прислушался, перевалил мычащего Кур-балевича через подоконник, спрыгнул во внутренний дворик и потащил тело к полуоткрытым воротам в дальнем углу.

По причине раннего часа двор был совершенно пуст.

<style name="">Мелочи жизни</style>

– Саша, – сидящий напротив Потупчик поднял голову, – обгисуй, пожалуйста, ситуацию…

Председатель наблюдательного совета «Белорусской Правозащитной Конвенции» страдальчески поморщился. Вчера он сильно перебрал перцовой настойки с приехавшим в гости с Украины коллегой – главой националистической организации «Шлях Булави» Орестом Педюком – и с утра мучился страшным похмельем. Принятая сразу после пробуждения рюмка сизого картофельного самогона не помогла, а только усугубила состояние Потупчика.

Александр даже не успел вскочить с постели и добежать до туалета.

Его сначала вывернуло прямо на просыпающуюся супругу, а потом организм внезапно сжался в пароксизме желудочной колики и вместе с мощнейшей струёй газов выбросил из себя солидную порцию жидких фекалий.

Матрац, простыня и одеяло отправились на помойку, а Потупчик перед выходом из дома полчаса замазывал царапины на роже и синяк под глазом, которыми его наградила жена, разбуженная столь авангардистским способом.

Педюку, к слову сказать, было не лучше.

Посреди ночи Орест выполз в ванную комнату, где заблевал не только стены, но даже светильник над зеркалом, а в финале извержения, аналогично Потупчику, навалил в штаны. Дело происходило в гостинице, и горничная наутро отказалась входить в номер Педюка без противогаза.

Виной всему была плохо промытая бочка, из которой в далекой Осетии в бутылки с самопальной и потому дешевой «перцовкой» наливали воду. Стальной двухсотлитровый сосуд приобрели на химкомбинате и не поинтересовались, что в нем ранее хранили.

А зря.

Ибо в течение пяти лет в бочку сливали остатки самых разнообразных жидкостей – от ди-хлорэтана до белесой взвеси из прополаскиваемой толстостенной бутыли, в которой лаборанты держали токсичные реактивы. За эти годы содержимое бочки превратилось в сверхсложную гремучую смесь, сплошь состоящую из длинных молекулярных цепочек и бензольных колец.

Ответственный за разбодяжку спирта осетин чистоплотностью и глубокими познаниями в неорганической химии не отличался и потому ничтоже сумняшеся сунул шланг в посудину, даже не заглянув внутрь.