Дом-то этот старый совсем, еще Надеждина бабушка Прасковья Федоровна в войну сберегла от пожара. Говорят, немец у нас недолго стоял, как из-под Москвы прогнали в декабре сорок первого, так к весне и от нас драпанул. Почти все дома устояли, и люди худо-бедно выжили.

Да, так-то вот, бабушка сберегла, а внучка спалила. И ведь давно нет ни войны, ни голода, ни врага чужеземного. Один у нас на Руси враг – зеленый змий! Вы не поверите, мальчишки в четырнадцать лет на дискотеку идут подвыпившие! Ведь кто-то им продает! Главное, в семьях не следят, а то и сами нальют. Вот мои же дети не стали пьяницами. И, обратите внимание, что по радио, что по телевидению – сплошная пропаганда! Дома пьют, в бане пьют, на охоте, на рыбалке. Про Новый год лучше не вспоминать – на моей памяти два раза соседи до смерти угорали! Вот теперь и Надежда. Сама полегла и детишек не уберегла.

Нет, Прасковью Федоровну я не застала, я ведь в Калужскую область по распределению приехала, учительницей младших классов. Это сейчас почти все дома опустели, а тогда и начальная школа была, и медпункт – настоящая крепкая деревня. Я поначалу в этом доме комнату сняла, думала, что временно, в городе-то школы получше считались и порядку больше, а потом с Андрюшей познакомилась, хозяев моих сыном, замуж за него вышла, так навсегда и прижилась.

У Прасковьи Федоровны, говорят, трое детей было, да сыновья в город переехали, а в соседях у меня оказалась одна Наталья, Прасковьи Федоровны младшая дочь. Ох, что сказать. Может, женщина она была и неплохая, но очень бесхарактерная. Всё наперекосяк – за хозяйством не следила, слабость к рюмочке имела, хворать рано начала. Говорили, все из-за того, что муж от нее ушел. Уехал на заработки и не вернулся. А мне кажется, от хорошей жены муж так быстро не уедет. Мой Андрюша как с первого свидания за руку меня взял, так тридцать пять лет и не отпускал, светлая память! Такой хороший был человек, пусть и без большого образования, даже мама моя покойница души в нем не чаяла. И что странно, оба от удара умерли почти в одно время. Гипертония – страшная болезнь, ни тебе температуры, ни сыпи какой-нибудь, Андрюша вовсе не верил, что болеет, про лекарства слышать не хотел. Да, я ж про соседку рассказывала. Хоть и прожили мы бок о бок много лет, а большой дружбы не водили. Не люблю я, когда дом запущен и дети не присмотрены. О покойниках плохо не говорят, но я, грешна, прежде всего Наталью виню во всех последующих бедах. Родила детей – о них и думай, люби, оберегай от недобрых людей, а свои хворобы да настроения подождут!

Надя ведь сначала хорошей девочкой росла, веселая такая и умненькая, не в мать. И по дому хлопотала, и училась хорошо, но кто это ценил! Мать внимания не обращала, Борька, старший брат, гонял как сидорову козу, такой вредный парень оказался, ни дров нарубить, ни в доме прибрать, все Надька да Надька. А Наталья, только подумайте, все ему прощала, во всем уступала. Может, от тоски по мужу? У нее даже ума не хватило скрывать, что любит сына больше дочери. Вот Борис ей за любовь-то и отплатил отцовской монетой – сразу после школы уехал куда-то в теплые края и больше не вернулся. Наташка с горя совсем запила, работать бросила, лучше не вспоминать! А на следующий год, в самый мороз, заснула в сугробе у соседских ворот, всего-то улицу перейти. Хорошо, Надя схватилась, бросилась искать, еле домой дотащили. После того стала Наталья болеть и кашлять. Иногда так страшно кашляла, до рвоты, аж у меня в доме было слышно. А к лету умерла.

Наде в тот год шестнадцать исполнилось, школу она после восьмого класса оставила, то в магазине продукты разгружала, то на рынке хозяек подменяла, что рассказывать! Очень я за нее переживала, уговаривала в медучилище поступать, в общежитие переехать, виданное ли дело девчонке одной в пустом доме жить. Только она не послушалась, влюбилась на свое несчастье, да не в кого-нибудь, а в Николая Курочкина!

Вы ж, наверное, слышали про братьев Курочкиных? Хулиганье, каких свет не видывал! Самые страшные драки затевали, котов резали, однажды живую собаку повесили на столбе, на электрическом проводе.