Кроме чемодана и койки, на военном корабле нет ни единого места, куда бы вы могли что-нибудь засунуть. Стоит вам оставить без присмотра какой-либо предмет, хотя бы на мгновение, как он немедленно испаряется.

Так вот, когда я обдумывал предварительный план и закладывал фундамент своего пресловутого белого бушлата, я все время имел в виду эти неудобства и приложил все усилия, чтобы избежать их. Я решил, что бушлат мой должен не только греть меня, но и быть построенным таким образом, чтобы в нем могли уместиться пара-другая белья и всякая мелочь вроде швейных принадлежностей, книг, сухарей и т. д. Имея все это в виду, я снабдил его великим множеством карманов, шкафчиков, комодов и буфетов.

Главные вместилища, в числе двух, были расположены в полах — проникали в них изнутри через обширные, гостеприимно открытые отверстия; два кармана более скромных размеров разместились на груди и сообщались между собой двустворчатыми дверьми на случай, если бы в них пришлось положить нечто объемистое. Кроме этого, было несколько тайников, так что бушлат мой, наподобие древнего замка, был полон витых лестниц, замаскированных чуланов, крипт  и каморок и, подобно секретеру с тайниками, изобиловал неприметными хранилищами и укромными уголками для размещения в них разнообразных ценностей.

К перечисленным вместилищам надлежало прибавить еще четыре емких наружных кармана. Назначение одной пары было служить убежищем для моих книг, если меня внезапно отрывали от занятий и гнали на грот-бом-брам-рей; другая же пара должна была заменить мне в холодные ночи рукавицы. Приспособление сие было признано ненужным одним из моих товарищей по марсу, показавшим мне пару морских рукавиц, кои, по его словам, намного превосходили мои.

Да будет вам известно, что матросы прикрывают свои руки независимо от погоды только тогда, когда они ничем не заняты. Работая в такелаже, рукавиц они никогда не надевают, поскольку жизнь их, в самом буквальном смысле, находится у них в руках, и никакой прослойки между рукой, цепляющейся за снасть, и самой снастью они не терпят. А посему желательно, чтобы, чем бы они ни прикрывали руку, штуку эту можно было натянуть и снять в одно мгновение. Кроме того, она должна быть такого рода, чтобы никаких правых или левых рук у нее не было; если вас в черную ночь погонят, скажем, на штурвал, вы могли бы сразу натянуть первую попавшуюся, не то что какую-нибудь лайковую перчатку, которую никак уж не наденешь не на ту руку.

Так вот в чем заключалось изобретение моего товарища — по-настоящему ему следовало бы выдать на него патент — каждая из его рукавиц была снабжена двумя большими пальцами, по одному с каждой стороны — удобство этого устройства в пояснениях не нуждается. Но хотя для грубой матросни, у которой любой палец смахивает на большой, устройство такое вполне годится, Белому Бушлату оно что-то пришлось не по душе. Ибо, когда руки ваши были упрятаны в рукавицу, пустой палец продолжал болтаться на ладони, внося путаницу в представление о местонахождении вашего законного большого пальца или вселяя в вас странное заблуждение, будто вы держите за палец кого-то другого.

Итак, я отправил моего славного грот-марсового с его четырьмя большими пальцами подальше, заявив, что я не желаю иметь с ними ничего общего. Двух больших пальцев нормальному человеку за глаза достаточно.

Обновив свой бушлат и погрузив в его карманы все положенное оборудование и хозяйственные припасы, я некоторое время тешился мыслью, что ничего более практичного и не придумаешь. Теперь мне лишь изредка приходилось протискиваться к своему чемодану сквозь толпу матросов, роющихся в своем тряпье. Если случалась необходимость в какой-либо части туалета либо в нитках, иголках или книгах, все шансы были за то, что предмет этот окажется у меня в кармане. Я нарадоваться не мог своей изобретательности, пока в один несчастный день продолжительный ливень не положил конец моему благополучию: как я, так и содержимое моих карманов промокли насквозь, а карманное издание Шекспира превратилось в нечто, похожее на омлет.