Итак, остается Урантия. Все скользкие пути в мире ведут к Урантии. Урантия — политический конвейер деструкции и дестабилизации. Урантия бессильно скрежещет зубами в адрес Империи, разевает пасть на Королевства Уль-У, мечтая отхватить от них кусок полакомее, запрягает в свои сани независимых самураев с их вездесущим посредничеством, не всегда чистоплотным. Наконец, в самой Урантии сейчас очень даже скользкий момент. Две политические группировки борются за власть, не гнушаясь ничем. На первый взгляд провокация в Тихом океане не играет на руку никому из них. Но может статься, эхо этого выстрела еще прозвучит. И больно ударит кого-нибудь по голове. Хотя логика секретной операции все равно не прослеживается.

А вот если в Штатах зародилась некая третья группировка — это могло бы все объяснить. Правда, в таком случае смущают ее аппетиты. Слишком на многое замахнулись. На обладание контрольным пакетом акций всей мировой геополитики — не иначе. Активное участие и произвольное вмешательство, на меньшее не согласны.

Мурманцев почувствовал, что голова вот-вот начнет пухнуть, плотнее завернулся в одеяло, закрыл глаза и позволил себе заснуть до конца полета.

Пекинское время — два часа ночи следующих суток.

На Тайвань с пересадкой в Шанхае он прибыл утренним рейсом. Тайбэй, столица острова, утопал в сырости после ночного ливня. По улицам плескали потоки воды, разгоняемые огромной армией жизнерадостных велосипедистов, босоногими уличными торговцами и редкими автомобилями местной аристократии. Солнце слизывало с города туман, воздух пропах морской солью и приправами. Уличные повара готовили еду под открытым небом, раскладывали по бумажным коробочкам и тут же сбывали проезжающим велосипедистам, кидая монеты в карман передника. Женщины с младенцами на спинах, старики, усердно крутящие педали, мальчишки, гоняющие мяч по воде прямо на дороге, незнакомый мяукающий язык, яркие краски, крыши с молитвенно воздетыми к небу углами. Город сперва ошеломлял, затем вбирал приезжего в себя и уже ничем не удивлял, растворял в своих скученных тропических запахах, густых оттенках, изогнутых очертаниях.

Взмыленный велорикша остановил коляску под пальмовыми ветвями. Чугунная решетка чужеродным элементом втиснулась в открытый нараспашку город, улицу с редко стоящими домами.

— Сюйнаньбо, господин, — выдохнул рикша, немного говоривший по-русски. На улице с этим названием находилось местное белогвардейское представительство.

Мурманцев насыпал в потную ладонь рикши мелочь и спрыгнул на землю. Коляска укатила. Малолюдная, обильно зеленеющая улица заявляла о своем аристократизме отсутствием велосипедистов, припаркованными тут и там дорогими машинами, китаянками, гуляющими под солнечными зонтиками, тихими, благочинными, хорошо одетыми детьми и спутниковыми антеннами на загнутых кверху крышах.

Скучающий караульный у ворот открыл калитку и вызвал из здания дежурного офицера. Тот глянул на гвардейское удостоверение Мурманцева, вытянулся, отдал честь.

Через десять минут Мурманцев сидел в кабинете полковника Хонина, пробовал местное освежающее и просил содействия, не вдаваясь в подробности. Хонин снабдил его нужными адресами, выделил машину с шофером-китайцем и предложил придать в помощь младшего офицера.