Он страшно обрадовался, услышав русскую речь, и тут же навязался соотечественникам в провожатые. По его словам, итальянцы были ужасными крохоборами, обдиравшими чужеземцев без малейшего сострадания.
— Мне пришлось продать почти весь багаж, — жаловался он. — Но кисти и краски, прошу покорно. Они казённые, даже заложить не могу.
— Где бы здесь можно было остановиться на ночлег? — осведомился граф.
— Да где угодно, — художник широко развёл руками. — Я живу в развалинах терм. Есть театр. В любой дом заходи на постой. Римляне оставили их в полном порядке. Кое-где на столах даже стоят миски.
— Мы предпочитаем на открытом воздухе, — сказала Лиза. Ей показалось кощунственным тревожить тишину жилищ, в которых разом в один день погибли тысячи людей.
Воронцов кивнул. Он щедро поделился с голодным пансионером провизией и взял с того слово завтра разыскать их, чтобы показать город. Взобравшись на одну из обрушившихся стен, граф огляделся окрест и выбрал место для «лагеря»: в ближайшем атриуме у бассейна, забитого сухой землёй. Пока он рассёдлывал лошадей, треножил их, возился с сумками, Лиза прогулялась в руины дома, чтобы хоть что-то осмотреть до темноты. Её удивлённый возглас заставил Михаила бросить седло.
В квадратной комнате перед прекрасно сохранившимися фресками молодая графиня застыла, как соляной столп. Шедевр древнего живописца представлял собой нечто вроде пособия для юных жриц Венеры. И Михаил должен был признать, что за прошедшие столетия мало что изменилось. Скосив глаза на супругу, он вспыхнул, схватил её за руку и поволок вон. А на улице как следует выбранил, чтобы не разгуливала где попало.
Его упрёки вывели молодую женщину из столбняка.
— Но ведь ты... всё это знаешь! — с укором воскликнула она.
— Лиза! — граф взвыл, как будто ему на ногу наступила полковая лошадь. — Я бы тебя попросил...
Не в силах произнести больше ни слова, он спешным шагом покинул атриум, оставив супругу в полной растерянности. Некоторое время Михаил бродил в одиночестве по руинам, сбивая палкой головки ирисов и произнося в пространство речи о дамском целомудрии. Графиня же сидела в темноте, укутавшись шотландским пледом, и думала: кто учит её добродетели? Человек, убивший сегодня двоих? Наконец она замёрзла и начала поскуливать. По этому звуку её и нашёл муж.
— Давай помиримся, — взмолилась Лиза. — Я же не нарочно!
— Простите меня, мадам. Я был несдержан.
Граф присел на корточки и смахнул со щеки жены блестевшую под луной паутинку. Потом достал фляжку джина, и они вдвоём быстро опростали её, полные взаимного раскаяния. Легли на циновках, некоторое время смотрели на звёзды, наконец потянулись друг к другу, желая согреться. В эту ночь Михаил впервые любил жену так, как ему хотелось. А Лиза была с ним горяча и настойчива, чего не случалось прежде.
Наутро в оправдание своих действий граф сказал:
— Я был пьян. Куда вы смотрели, сударыня?
— Я тоже, — рассмеялась она. И повисла у него на шее. — Разве плохо? Ну, скажи, плохо?
В Помпеях путешественники провели ещё сутки и на следующий день, до жары, двинулись в обратный путь. Спустившись в рыбачий посёлок под городом, Воронцов продал лошадей и нанял яхту, которая и доставила их с Лизой обратно в Неаполь. На прощание граф отвёл Яненко в сторону и вручил молодому художнику «гонорар за показ древностей». Менее всего Михаил хотел, чтобы парень принял деньги как подачку. Но, увидев, сколько ему дают, пансионер чуть не разрыдался и бежал за четой путешественников до порта, умоляя взять назад хотя бы половину.
— Послушайте, Яша, — с укоризной сказала ему графиня. — Мы богаты, а вам нужно. Соотечественники должны помогать друг другу.
— Если бы все так думали!
У пристани они расстались, и юноша ещё долго махал им рукой с берега. |