— Будешь строить для вдовы Макен, — приказал мне Каин. — Ее сынок Буд тянет на настоящего мужчину, и все же — ему всего двенадцать. Трудновато ему будет таскать и обтесывать бревна.

Я поднялся на гору по холодку и остановился на террасе, где мы собирались строить дом. Красивое место: из-под камня бьет холодный родник, стекая ручьем в луга. Там, на бурой осенней траве, пасутся наши лошади и волы. Высокие корабельные сосны превращают террасу в настоящий парк, а крутой склон за спиной зарос крепким строевым лесом.

Я наслаждался тишиной утра и красотой долины, раскинувшейся внизу под Бобровой грядой.

— Вы неравнодушны к красоте, мистер Шафтер? — спросила Рут Макен.

Меня обдало жаром, и я отвел глаза. Так случалось всегда, когда ко мне обращалась хорошенькая женщина.

— В мужчине такое — редкость, — продолжала она.

— Так далеко видать, что глаз не отвести. — Я сменил тему.

— Есть люди, которые боятся далей. Простор заставляет их чувствовать себя ничтожными, им страшно принять вызов. Хорошо, что моему Буду суждено вырасти здесь. Великий край растит великих людей.

— Да, мэм. — Я оглядывал террасу. — Я буду строить вам дом.

— Только имейте в виду, нужно поставить дом так, чтобы весной можно было пристроить к нему еще кусок с юга. Весной мимо нас двинутся фургоны, и я хочу открыть тут лавку.

По склону поднимался ее Буд.

— Ты будешь помогать мистеру Шафтеру, — сказала она. — И будешь у него учиться. Не каждый мужчина знает, как построить дом.

Рут Макен умела подарить человеку сознание собственной значимости. Что же теперь мне оставалось, как не стараться изо всех сил?

Холодок по утрам напоминал о приближении зимы, но я обтесывал каждое бревно тщательно, не спеша.

Мускулы рабочего человека хранят неподвластные разуму знание и сноровку, руки и сердце его полны любовью к дереву, прекрасному дереву, свежие щепки которого так и летят во все стороны.

Я работал и думал о том, что будет со всеми нами. Мы были плохо подготовлены к зиме, хотя и оказались в лучшем положении, чем если бы продолжали свое движение дальше на Запад.

Двигаться, конечно, проще: дорога как ловушка, она затягивает, отвлекает, все колебания откладываешь на потом, до конца путешествия. Останавливаешься — и вот маета и сомнения опять с тобой, а проблемы тут же начинают требовать решения.

Земля обетованная — дальняя и недостижимая земля. Только вот издали она сверкает золотым огнем, а стоит к ней приблизиться, как выясняется, что легко ее не завоюешь. За нее нужно платить силой и отвагой.

Легко рушить, тяжело строить. Насмешка дается легко, а вот идти своим путем, невзирая на насмешки, — есть удел настоящего мужчины.

Нили Стюарт уже жалел о том, что мы остановились, и все поговаривал, что весной стоит двинуть дальше, в Калифорнию. Тома Крофта, неуверенного и сомневающегося во всем, убедить было легко, он всегда прислушивался к Нили, да и Мери была мужу под стать.

Даже Уэбб, который первым бросил колонну фургонов, поддержав Рут Макен в ее решении, толковал о том, чтобы снова пуститься в путь, как только холмы зазеленеют весенней травой. Уэбб был беспокоен, раздражителен, решителен и силен и всегда был готов прийти другим на помощь. Он путешествовал вместе с сыном, Фосстером, или Фоссом, — самонадеянным и нахальным парнем.

Джон Сэмпсон, мой брат Каин и я хотели остаться здесь. Мы были всем довольны, недоверие вызывал только один человек — холостяк Этан Сэкетт, вожатый всего огромного обоза, который неожиданно тоже решил здесь обосноваться.

— Что у нас общего? — спросил Уэбб. — Он нам чужой, настоящий бродяга.