Но созданный им имидж основывался на реальных качествах личности. Рожденный и воспитанный среди простых людей, Франклин, по крайней мере бóльшую часть жизни, легче находил общий язык с ремесленниками и мыслителями, нежели с укоренившейся верхушкой, у него была аллергия на пафос и привилегии потомственной аристократии. Недаром на протяжении всей жизни он подписывался «Б. Франклин, печатник».

Из такого отношения к жизни и возникла самая, быть может, важная идея Франклина: идея американской национальной идентичности, основанная на положительных чертах и ценностях среднего класса. Поскольку он инстинктивно придерживался демократических принципов (что было свойственно далеко не всем «отцам-основателям») и при этом ему был совершенно чужд снобизм, постольку в нем жила вера в мудрость среднего человека. Он чувствовал, что новая нация станет сильна за счет так называемого среднего класса. В своих наставлениях Франклин прославлял качества этой социальной прослойки, и его проекты по укреплению гражданской позиции и общего блага создавались для того, чтобы отдать должное новому правящему классу — простым людям.

Сложная взаимосвязь между различными гранями характера Франклина — изобретательностью, врожденной мудростью, протестантской моралью, свободной от догм, — и его принципами (одних он твердо придерживался, в других ему хотелось найти компромисс) свидетельствует о том, что каждый новый угол зрения отражает и преломляет меняющиеся ценности нации. Его поносили в романтические периоды, из него делали героя во время расцвета предпринимательства. Каждая эпоха оценивала его по-новому, и по этой оценке можно судить о самой эпохе.

Личность Франклина по-особому отзывается в Америке XXI века. Успешный издатель и непревзойденный сетевой работник, изобретательный и любопытный, он почувствовал бы себя как дома в условиях информационной революции. Его упорное стремление оказаться в числе самых одаренных и преуспевающих людей делало его, по словам общественного критика Дэвида Брукса, «отцом-основателем яппи». Можно запросто представить себе, каково это — пить с ним пиво после работы, показывать ему, как используется новейшее цифровое устройство, делиться бизнес-планами новой рискованной затеи и обсуждать последние политические скандалы или стратегические идеи. Он смеялся бы над свежими анекдотами о священнике и раввине или о дочери фермера. Мы восхищались бы его умением быть одновременно серьезным и самоироничным. Нам стало бы понятней, как именно он пытался добиться равновесия в непростой ситуации — в погоне за репутацией, состоянием, земными достоинствами и духовными ценностями.

Некоторых людей, видящих отражение Франклина в современном мире, беспокоят его мелочность и духовное самодовольство, которое, как им кажется, пропитало культуру материализма. Они считают, будто Франклин учит нас жить только практическими вопросами, преследуя материальные цели, игнорируя одухотворенное существование. Другие, созерцая тот же образ, восхищаются ценностями среднего класса и демократическими настроениями, которые теперь, кажется, распространяются на все социальные типы, включая элиту, радикалов, реакционеров и других враждебно настроенных представителей буржуазии. Эти люди считают Франклина образцом для подражания в плане личных качеств и чувства гражданского достоинства — категорий, которых зачастую недостает в современной Америке.

Конечно же, восхищение и восторги, равно как и недоверие, останутся всегда. Однако уроки, которые Франклин преподал нам своей жизнью, намного сложнее тех, которые извлекают его поклонники и противники. Обе стороны слишком часто принимают на веру образ целеустремленного пилигрима, созданный им в автобиографии.