Сев рядом, миссис Клавдия приподняла ей голову и увидела, что Мери вся горит. Ласковая и деликатная, она вела себя так, словно приходилась девочке старшей сестрой, и старалась, как могла, помочь ей, смягчить ее душевные и телесные страдания.

Когда вожатый Синдии принес несколько раздобытых им прекрасных лимонов, с душистой и сочной мякотью, женщина выдавила немного сока девочке в рот. Та прошептала слова благодарности и вдруг, лишившись сознания, забормотала лихорадочно.

Капитан в это время находился с Патриком, пытаясь подбодрить его. Мальчик крепился изо всех сил, борясь со слезами, но в конце концов не выдержал и разрыдался.

— Я, наверное, кажусь вам глупым… — произнес он сдавленным голосом. — Мы все потеряли… Перенесли невероятные страдания… И у меня еще хватает слез, чтобы оплакивать мою собаку… моего бедного Боба… последнего оставшегося у нас верного друга. Он ехал с нами в поезде и, должно быть, погиб.

— О нет, дорогое дитя, я вовсе не нахожу вас глупым… и даже смешным, — ответил капитан, которого тронула доброта мальчика. — Не всякий способен так любить животных!

Мальчика поддержал и Мариус:

— Из-за этого пса у васей дуси повисли паруса, мой юный друг. Ну так вот сто я вам скажу… Я, старый морской волк, белугой ревел, когда у моего маленького приятеля Пабло, сироты-кубинца, сдох пес!

Патрик проникся к моряку-провансальцу, проявившему столь горячее участие, искренней симпатией.

— И потом, кто знает, мозет быть, он есе отысется, — заметил Мариус, задумчиво покачивая головой.

— О да! Вы так думаете? — с надеждой спросил мальчик.

Патрик только теперь смог как следует рассмотреть своих друзей — людей добрых, энергичных и отважных. Хотя восточные наряды выглядели на них очень естественно, мальчик очень быстро понял, что никакие они не индусы. Их манера говорить по-английски указывала вполне определенно на то, что они не были и подданными ее величества королевы.

Сердце ребенка, измученного неожиданными и так упорно преследовавшими его несчастьями, преисполнилось любовью и благодарностью к ним. Лишь факир, в котором Патрик сразу узнал чистокровного индуса, внушал ему отвращение и некоторый ужас. А тот внешне держался очень сдержанно, даже холодно, хотя наверняка в жилах его, под бронзовой кожей, билась горячая кровь. Он, казалось, избегал не только какого-либо общения с детьми, но даже их взгляда, и явно чувствовал себя в их присутствии весьма неловко, хотя и сам участвовал в их спасении. Между детьми майора и этим таинственным человеком сразу же возникло какое-то отчуждение, и все трое решили, что оно непреодолимо и побороть его невозможно.

Но капитан с женой и оба моряка ничего этого не замечали.

Покоренный благородством, добротой, обаянием и внешностью капитана и безыскусным добродушием Мариуса, Патрик рассказал им вкратце всю свою историю, о выпавших на их долю злоключениях, мытарствах и надеждах на будущее.

Тем временем Джонни, в котором необычайная ловкость матроса удачно сочеталась с опытом бывшего лесоруба, соорудил из бамбуковых стволов премиленький домик. Крышу он сделал из огромных банановых листьев, шелковистых, приятного бледно-зеленого цвета. На эту работу ему потребовался ровно… час.

Теперь у беглецов появилось прибежище, где вполне можно укрыться, если пойдет дождь, что, впрочем, было маловероятно. Там и устроилась молодая женщина рядом с Мери, по-прежнему неподвижно лежавшей на матрасе. Девочка бредила, и это не на шутку тревожило графиню. Не зная, что делать, она позвала мужа, и он тотчас явился вместе с Патриком и Мариусом.

— Взгляните, друг мой… Бедная девочка в бреду… Лоб горячий… И пульс бьется с сумасшедшей скоростью.

— У нее сильный приступ лихорадки.