Анатолий Мошковский. Берберийский лев
В конце июля в город впервые после войны приехал областной цирк. На столбах, заборах и стенах домов появились пестрые афиши, и возле ярко размалеванного фокусника, тянувшего изо рта бесконечно длинную ленту, толпились ребята и взрослые. Проходя мимо цирка, Женя Зайцев подолгу останавливался и с завистью глядел на счастливчиков, покупавших билеты. А когда на стенах появилась новая афиша, еще мокрая от клея, Женя просто потерял покой. Могучий желтый лев с густой спутанной гривой, широко открыв зубастую пасть, готов был броситься на всякого, кто останавливался у афиши. А рядом с ним спокойно стояла высокая тонкая женщина в черном платье и с улыбкой смотрела на хищника. Сжимая в правой руке хлыст, левой она добродушно трепала его гриву. «Укротительница львов Ирина Забережная», — было написано внизу. Правда, Женя уже был один раз в цирке, но с сегодняшнего дня цирк выступал с новой программой, а мать денег на билет больше не давала. В учебное время можно сэкономить на завтраках, но сейчас были каникулы. Женя постоял, повздыхал и уже собрался было уходить, но вдруг кто-то тронул его за плечо. Перед ним стоял Савва Глухарев. — Здорово, — лениво сказал он. — Здорово, — ответил Женя. — Сила! — Савва кивнул на льва. — А почему раньше его не показывали? — В дороге простудился, занемог. А теперь выздоровел. Лев берберийский, на весь мир знаменитый. Не слыхал? — Нет. А как ты проходишь — прорываешься или через запасной вход? — Что я, гаврик какой-нибудь? Слава богу, вышел из того возраста. — Значит, по контрамарке? Савва только присвистнул: — Не ерунди! С минуту они постояли молча. Женя пощупал в кармане гривенник — все, что у него было, и вдруг сказал: — Жарища какая! Водички не хочешь? — Это можно, — позевывая, ответил Савва. И мальчишки пошли к перекрестку, где под полотняным навесом стояла тележка с водой. — Два стакана чистой. — Женя положил монету в лужицу воды на тележке. Савва ухмыльнулся краешком губ. — Прошу с сиропом, — сказал он, — с удвоенной порцией. — Он протянул продавщице новенькую хрустящую трехрублевку. — Убери свою мелочь. Женя опустил в карман мокрый гривенник и, чтобы скрыть неловкость, отошел в сторонку. — Так как же ты проходишь? — спросил Женя, когда они выпили шипучей воды и отошли. — «Как, как»! Что ты пристал ко мне? Подхожу к кассе, беру билет, подаю контролеру… Вот так и прохожу. Женя ничего не ответил. Он только пощупал в кармане гривенник и посмотрел куда-то мимо Саввы: что поделаешь, везет человеку! — Если хочешь, могу и тебя провести. — Ты всерьез? — Глухарев не любит трепаться, запомни. — А когда? — не особенно веря, спросил Женя. — Сегодня? — Завтра. — А где встретимся? Возле цирка? Савва ничего не сказал, взял Женю под руку, привел в небольшой скверик и усадил на скамейку. — Завтра в пять утра придешь на Двину. В кустах возле домика бакенщика. Ясно? — Ага, — ничего не понял Женя. — На месте все объясню. И чтоб не трепаться никому. Ясно? Могила. А вечером в цирк с тобой сходим. Ну, я пошел. Гуд бай. Савва встал, стряхнул пылинку с черных, хорошо выглаженных брюк, кивнул ему и зашагал через скверик на центральную улицу, а Женя остался сидеть. |
