|
Красивая я была тогда, здоровая, и мужа себе взяла красивого, сама выбрала — встретились мы с ним впервые весной, когда скот гнали наверх, на летние пастбища. Многие наши девушки на него заглядывались, а он меня выбрал… Ладно, речь не об этом. А может, и об этом. Была там одна, он ей тоже нравился. Мы с ней вроде, подруги были, а на деле все время соперничали. Вечно спорили — кто сильнее, кто красивее, у кого приданое крепче. На летних поселениях известно что — туда вся молодежь окрестная собирается, а то лето выдалось особенно жарким… Молодежь все ночи напролет болталась на выгонах вместе с пастухами — вроде, помогали скот стеречь, но на самом деле, конечно, больше мешали. А когда наступил праздник летнего солнцестояния, всю ночь мы веселились, плясали, а потом собрались вокруг костра и начали, значит, друг другу страшные истории рассказывать.
— Как мы сейчас, — пискнула маленькая Ждана. Обычно в таких случаях следовала затрещина, чтобы неповадно было влезать в разговор, когда не спрашивают, но сейчас старуха так увлеклась рассказом, что лишь рассеянно отозвалась: — Ну, да… Так вот, рассказывали мы всякие страсти, рассказывали, и сами напугались. Знаете, как это бывает? Мне как — то не по себе стало. Ладно, говорю, хватит вам дурака валять. И тут подруга эта моя, Кира, возьми да и скажи «Вот уж не думала я, что ты такая трусиха, Катерина». Я думаю, это она злилась на меня, потому что тоже на моего парня глаз положила. Я и говорю: «Да ты, мол, на себя посмотри. Ты что ли, не боишься? Да ведь ты сейчас от костра на десять шагов не отойдешь!» Ну слово за слово — трусиха, не трусиха. Чем, говорю, докажешь? А она — вон, видишь, тропинку? Сейчас спущусь вниз, в летний поселок, и вернусь обратно. Ну, а парень мой возьми, да и скажи — а заодно захвати нам выпить, вино кончилось. И верно, говорю, а то чем докажешь, что не просидела за ближайшим камнем все это время! Вот она и пошла. Заблудиться там было трудно, хоть и темно было — тропка вела прямиком к летним постройкам. Старуха задумалась и уставилась перед собой остановившимся взглядом. В ее глазах плясали отблески пламени. — Может, и моя вина в том была, — сказала она, наконец, — уж очень мне хотелось ее уесть, Киру. Фыркнула она, подхватилась и побежала… а мы остались ждать… рассвет уже наступил, а ее все не было. Потом выяснилось, что до летней стоянки она так и не дошла. Мы ее несколько дней искали — даже в лес заходили, ну, не очень глубоко, конечно… нет — и все. А потом, еще дня через два, она появилась… Я услышал, как Ждана со свистом втянула воздух, да так и замерла. — На выгоне, просто подошла к костру и стала на границе света и тени. Стояла, смотрела… страшные были у нее глаза… совсем пустые. Долго так смотрела… а мы на нее. Потом повернулась, и прочь побежала. Ну, кинулись за ней, поймали. Она отбивалась, потом, вроде, успокоилась. И все молча, все время — молча. Только улыбается как — то странно. — А что с ней стряслось? — спросил Тим. Он был самым рослым из нас. И вроде как, имел право спрашивать. — А ты слушай… — она вдруг задумчиво улыбнулась, и лицо ее преобразилось. — Я как раз на свидание бежала. Ночью, понятно. И только выбежала на тропинку — смотрю — кто — то стоит. Темно, не разглядишь. Я думала, это Аким. Думала, он просто раньше меня подошел. Но потом смотрю, нет, кто — то чужой. И вот что странно — совсем темно было, а я почему — то могла ясно разглядеть его лицо. И поначалу даже не испугалась. «Ты кто?» — спрашиваю. — а мы, понятно, уже все между собой перезнакомились, всех знали. «Это неважно», — говорит он таким мягким голосом. |
