Изменить размер шрифта - +

Вдруг Уале прыгнул, вытянул шею, навострил уши и, по-видимому, прислушивался к отдаленному шуму, которого охотники еще слышать не могли.

— Будьте внимательны! — сказал Лаеннек, — Уале чует хищного зверя.

Чтобы не допустить собаку броситься вперед, Лаеннек крепко держал ее на шнурке.

Скоро послышался шум раздвигаемых ветвей.

— Понго! Понго! — закричали туземцы, дрожа от страха.

— Что это? — спросили Гиллуа и Барте с некоторым беспокойством.

— Горилла, господа, — коротко ответил Лаеннек. — Готовьте ваше оружие, я выпущу Уале.

Собака бросилась в кусты.

Вдруг страшный отрывистый рев, похожий на рев льва и человеческий крик, послышался сзади охотников; горилла обошла своих врагов.

Мозиконджи не ошиблись, — это точно была горилла.

Испуганные негры все бросились наземь ничком. Лишь старый начальник и три европейца остались на ногах, прицелившись в неприятеля. В ту минуту, когда страшным прыжком перескочив через куст, горилла бросилась на маленький отряд, Уале, следовавший за ней, прыгнул и схватил ее за горло; оба врага повалились на землю, и страшная борьба, сопровождаемая свирепым воем, началась между ними.

Стрелять было нельзя из опасения попасть в собаку; Лаеннек ни за что на свете не согласился бы позволить убить своего доброго Уале на своих глазах. Собака вонзила свои могучие зубы в шею гориллы, а та старалась задушить ее, прижимая к своей груди. Бедный Уале уже с трудом переводил дух, и борьба, может быть, кончилась не в его пользу, если бы Лаеннек не бросился вперед и не вонзил свой охотничий нож в грудь гориллы.

Руки животного, пораженного в сердце, тотчас опустились, тихая жалоба сменилась болезненным криком, и, испуская последний вздох, страшное четверукое бросило на своих врагов взгляд, выразивший почти человеческое страдание и глубоко растрогавший путешественников. Они отвернулись, и даже Уале, получивший только легкие раны, оставил в покое своего врага.

Мозиконджи, напротив, выказавшие такую храбрость в час опасности, немедленно прибежали, разорвали гориллу на куски и вымазали себе тело ее кровью; народное верование приписывает крови гориллы силу делать неуязвимыми все части тела, намазанные ею.

Это приключение расстроило все планы, и хотя через несколько минут маленький отряд пришел к озеру, Лаеннек и его спутники видели по тревожным взглядам, которыми люди Имбоко осматривали кусты, что они боялись нового врага, может быть, — самки убитого. Поэтому, когда Лаеннек, не доверявший мужеству негров, предложил им воротиться в Эмбозу, они тотчас бросились по направлению к Банкоре.

Имбоко, хотя чувствовавший к горилле такой же суеверный страх, как и его люди, однако из чувства чести, не хотел оставлять своих гостей; но можно было видеть, что он далеко не был спокоен, и время от времени, чтобы внушить себе мужество, дотрагивался до амулетов, висевших на его поясе и бормотал какое-то заклинание, которому его научили ганги. Нечего было сомневаться, что его воины и он мужественно дрались бы с разбойником или с каким бы то ни было хищным зверем, слоном или носорогом; но горилла внушала им таинственный страх, который имел начало в их религиозных идеях; ганги убедили его, что в теле этого животного обитают злые духи, которые мучат тех, кто попадает в их власть.

Приготовили приманки для кайманов, но негры забыли оставить их, когда убежали; следовательно, ничего нельзя было предпринять с этой стороны, и после прогулки около озера, Имбоко и его гости вернулись к Банкоре. Не успели они еще выйти из леса, как увидели Кунье и Йомби, которых оставили в Эмбозе для приготовления к отъезду. Эти бравые люди, увидев, что негры бегут врассыпную, а главное встревоженные рассказами, которые страх внушал беглецам, взяли ружья и спешили на помощь к своим господам.

Быстрый переход