…милая девочка, откуда я знаю, что ты – моя смерть? – Знает ваша душа, Семен Петрович. Душа чувствительнее, чем мы думаем, только мешать ей не надо… – Золотая моя, уж ты‑то должна знать – нет у меня никакой души. Умерла. Уже давно умерла. Это я тут подзадержался… воровать и подличать… да… – Вы ошибаетесь. Вы только усыпили ее в себе. – А ты, дорогая моя смерть, пытаешься разбудить? Не стоит, девочка, не стоит. Убивай так, как есть – полумертвым… знаешь, как это тяжело – жить полумертвым? – Я чувствую, Семен Петрович. Мне жаль. Правда, жаль… – О, это сильно – жаль. Мне самому себя не жаль, а уж тебе… Неважно. Скорей бы. Только вот скажи мне напоследок, что там? Ты ведь знаешь, что со мной там станется, а, девочка? – Простите меня… простите… этого не знает никто… даже сама смерть… разве что – будет иначе. Может быть – лучше…

… холодные бриллианты росы. Трава – голубая в предутреннем свете, и небо подсвечено близкой зарей, и день воскресает из ночи – и так каждый раз – все умирает и рождается снова, а я – убийца – который раз рискую, дожидаясь рассвета, чтобы еще раз убедиться, что все убитое непременно воскреснет, потому что в этом – светлейший смысл бытия…

… ты понимаешь, что зла – нет? Ну нет в мире зла! Мир мудр и добр, а зло в него тащат люди. Только люди, ни ураганы, ни цунами, ни болезни – могут причинить настоящую рану миру, гноящуюся, трудно исцелимую… одна душа ранит другую, а другая болеет много жизней подряд… местью, злобой, подлостью… и наше дело – хотя бы попытаться это все залечить… освободить – и дать ране затянуться… там…

… а я‑то уж заждалась, доченька…

… люби меня. Мне страшно, моя ответственность – моя могильная плита, это такая тяжесть, такая тяжесть, Максик… только не оставь меня на этой дороге, она слишком темна для меня одной! – Что за пугало ты опять усмотрела? Успокойся, дитя, не бойся, дитя – в сухой листве ветер шуршит… – Не шути. – Ладно, серьезно. Хочешь, чтобы я поклялся? Женщины любой эпохи обожают любовные клятвы. Ладно, клянусь. Вечностью. Ты же моя возлюбленная и дочь – как оставить тебя, светлая дурочка…

… и лунный луч растворяет в себе вытянувшееся невесомое тело – вот в этот‑то момент ты и чувствуешь себя частью мира по‑настоящему. Ты – туман. Ты – ночной ветер. Ты – колеблющаяся тень. Ты – страж…

… тетенька, я умру? – Ну что ты! Разве ты не знаешь, что никто не умирает? Ты просто улетишь отсюда. Я поцелую тебя, ты станешь легким‑легким и улетишь туда, где никогда не бывает больно, где светло, тихо и чудесно – как на заре… и ты там отдохнешь, а потом вернешься обратно, когда захочешь. Договорились?..

Роман встряхнул головой. Руки Аннушки еще лежали у него на плечах. Она улыбалась и смотрела нежно – и Роман тоже улыбнулся.

– Если я еще когда‑нибудь приду, матушка, Максим не развеет меня по окружающей вселенной?

Анна рассмеялась.

– Максим не мешает юным вампирам выражать сыновние чувства.