– Вот, падре, – прибавил он, подавая ему бумагу с королевской подписью, – что мне поручено передать вам.

Священник развернул бумагу и вскрикнул от изумления: он назначался настоятелем Иеронимитского монастыря в Мадриде.

На другое утро долина, в которой так долго благоденствовало семейство де Торменаров, опустела; домик их стоял брошенный навсегда.

Все совершилось так, как решил король.

Бракосочетание Филиппа IV и доньи Христианы произошло в Эскуриале в присутствии некоторых придворных и самого герцога Оливареса, хотя брак был объявлен тайным.

Всемогущий министр искусно скрыл свое неудовольствие по поводу брака, состоявшегося против его воли, – по крайней мере он, как и всегда, внешне казался склонившимся пред свершившимся фактом.

Так продолжалось довольно долго; министр и, по его примеру, все придворные оказывали всевозможные почести той, которая с минуты на минуту могла быть открыто признана королевой.

Дон Луис де Торменар пользовался, по крайне мере с виду, величайшим весом при дворе, постоянно живя в Мадриде, в своем собственном дворце, лишь по временам и на короткий срок навещая Бискайю, губернатором которой он был.

Прошло два года, наконец донья Христиана в декабре 1641 года родила сына.

Долгожданное рождение ребенка привело короля в восторг. По получении уведомления он примчался в мадридский дворец герцога, где все еще жила донья Христиана, и непременно сам хотел положить в колыбель желанного сына орден Золотого руна первой степени, великими магистрами которого были испанские короли в качестве прямых наследников герцогов Бургундских.

Новорожденного окрестили под именами Гастона-Филиппа Карла Лорана, и отец тут же пожаловал ему титул графа де Транстамара и назначил альмиранте Кастильским.

Затем король, верный слову, которое дал герцогу Бискайскому, принял меры, чтобы публично огласить свой брак и признать донью Христиану королевой.

Дело вели с необычайной быстротой; торжественный обряд в Уэльвском монастыре должен был совершиться, как только поправится будущая королева.

Роды доньи Христианы были очень тяжелые, она медленно приходила в силы, однако доктора не выказывали ни малейшего беспокойства; напротив, они утверждали, что молодая женщина скоро будет в состоянии встать, когда вдруг, против всякого ожидания, с доньей Христианой после продолжительного посещения герцога Оливареса случился первый припадок и через полчаса она скончалась в страшных страданиях на руках обезумевшего от отчаяния короля.

Смерть эта вызвала большие толки при дворе.

Враги министра – а их было немало – громко говорили об убийстве, то есть отравлении, но слухов этих ничто не подтверждало, и мало-помалу они затихли сами собой.

Безутешный король с торжественным великолепием схоронил единственную женщину, которую горячо любил и которая была вполне достойна его любви по ангельской кротости своей и высокому уму. Он заперся в своем дворце и долго никого не хотел принимать, кроме самых близких к нему лиц.

Беды к горю, как реки к морю – эта народная поговорка сбылась роковым образом и теперь.

Донья Мария Долорес с младшей дочерью, доньей Л