Наверное.

– Артем, – отловил я пролетающего мимо завреда популярки, – скажи мне правду. Когда мы пили по поводу моего будущего сына?

– Мы? В пятницу. А ты, похоже, все выходные и понедельник в придачу.

– Меня не было на работе? – к счастью, логика работала автономно от прочего парализованного разума.

– Не бойся, мы тебя прикрыли, сказали, что болен. Слушай, отпусти рукав, меня автор ждет!

Я болен. Это многое объясняло. Не мне, конечно, – мне сейчас ничего объяснить было нельзя. Я вздохнул с облегчением… и стремглав полетел в уборную. Занимал ее достаточно долго, но зато значительно прочистил и желудок, и мозги. Вчера я точно не пил. Кажется, я проспал весь день. Или это было воскресенье? А суббота? Должна ведь еще где-то оказаться суббота?

Ладно, фокусы с календарем – не самое страшное. Хуже всего симптомы: типичный абстинентный синдром плюс резкое обострение обоняния. А если это надолго? Если это хроническое? И вот так вот до конца дней своих. Суровые мужские слезы покатились по суровой мужской щетине. С некоторым изумлением я понял, что плачу. По дороге в туалет я пытался вспомнить, когда последний раз пускал слезу. Трезвым – очень давно. Возможно, даже в детстве.

Когда я в очередной раз покинул санитарно-техническую обитель, директор, ошивающийся рядом с ней, проявил неслыханное милосердие.

– Вали-ка ты домой. Сам зеленый, глаза красные. Лечись. Только не увлекайся, неправильная опохмелка…

Я с готовностью выполнил приказ начальства, задержавшись только для контрольного звонка Кате. Собрав в дрожащий кулак волю, я изобразил бодрость, но она мне, как выяснилось, не потребовалась.

– Алло, – отозвалась Кошка, – мяу. Ой, извини, я сейчас. Перезвони через полчасика, ладно?

Уже подъезжая к дому, я понял причины благородства директора – в нашем офисе всего один туалет. Заодно, кажется, понял и причины краткости разговора с Катериной. Видимо, у нее те же проблемы.

Просто единство душ и организмов!

Еда! Сколько муки, сколько отчаяния в этом простом слове!

Если бы можно было не есть! Если бы можно было не открывать глаз, не вставать с постели, не шевелиться! Но суровая правда жизни в том, что есть надо, потому что, как это ни парадоксально, если не есть, то еще хуже.

Мы с Машкой питались где попало, только не дома. Потому что когда еду приносят в кафе, то можно быстро втянуть воздух и съесть ее на одном вдохе. Еда дома в процессе приготовления пахнет несравнимо дольше и гаже. Даже разогреть что-нибудь Машке в микроволновке причиняет невыносимые страдания, потом приходится долго проветривать квартиру.

Моя мама приносила нам жареную картошку. Почему-то очень хотелось жареной картошки с соленым огурцом. О том, чтобы ее пожарить, не могло быть и речи, мама жарила ее дома и тепленькую привозила нам.

Машка разговаривала с моим животом:

– Ты зачем мучаешь маму? Немедленно прекрати! Маме нужно помочь мне сделать уроки. А то вырастешь – не дам тебе игрушки! И дружить не буду!

Но ко всему, даже самому плохому, организм приспосабливается. Мы перебрались жить на диван в большую комнату и лежа играли, читали и делали уроки. Машка не возражала, что я периодически засыпаю, пользовалась случаем и смотрела мультики.

Ребенок вообще проявлял чудеса самостоятельности. Она научилась пользоваться микроволновкой, делать мне и себе чай, сама собирала портфель и выбирала одежду. Мы с ней стали гораздо ближе, даже спали все время вместе. Мне было проще заснуть, если ко мне прижимается живой и тепленький человечек.

Как мне не хватало Сергея! Он бы покормил, утешил, он бы… сделал что-нибудь. Мне казалось, что просто оттого, что он рядом, мне бы стало легче.

– Сергей, приезжай, пожалуйста, хотя бы на выходные. Я не могу без тебя больше, – рыдала я в трубку.