Звонок в дверь сообщил о приходе Шона О'Брайена. Билли нажал на кнопку и стал поджидать, пока отставник поднимется по лестнице.

Выражение лица О'Брайена не сулило ничего хорошего. Он кивнул, когда Билли предложил кофе, присоединился ко всем за столом и рассказал о пожаре.

– Насколько все плохо? – спросила Нор.

– Очень плохо, – сообщил О'Брайен. – Ганса Крамера увезли в больницу. У него довольно острый сердечный приступ, но он выживет.

– О, Боже, – резко выдохнула Нор.

– Здание выгорело дотла, – продолжил О'Брайен. – Абсолютно ничего не осталось. Работали профессионалы.

– Это точно установлено? – прямо спросила Нор, уже зная ответ.

– Да.

– И что теперь? – поинтересовался Билли.

– Скоро сюда прибудет ФБР, чтобы принять у вас заявление. Ваше свидетельство позволит привлечь к ответственности лично Баджеттов. Когда Крамер немного оклемается, мы возьмем и его заявление. Потом федералы выдвинут обвинение. Раз вы услышали приказ Джуниора поджечь склад, похоже, на этот раз наконец против них возбудят дело. Но предупреждаю – абсолютно необходимо, чтобы никто не знал, что вы оба станете свидетелями.

Билли и Нор переглянулись.

– Ясно, – кивнул Билли.

– Мне тоже, – мрачно подтвердил Деннис.

«Адвокат, – покачал головой Стерлинг, – адвокат Баджеттов, Чарли Сантоли. Он-то видел, как Билли и Нор выходили из офиса. Значит, и Баджетты наверняка об этом прознают, а как иначе?»

Глава 11

В понедельник в половине восьмого утра Чарли Сантоли спустился в кухню своего дома в Литтл-Неке на Лонг-Айленде. Его жена Мардж уже готовила завтрак.

– Выглядишь так, словно пил всю неделю, Чарли, – прямо заявила она, уперев руки в бока, нахмурив брови и сурово воззрившись на мужа.

– Мардж, не начинай, – поднял тот руки. – Я в порядке.

Мардж была привлекательной пышногрудой женщиной с короткими каштановыми локонами, седину на которых уничтожала регулярными визитами в местный салон красоты, где многие годы каждую субботу делала прическу и маникюр, а раз в месяц – маску из водорослей на лицо и окраску волос.

Мардж никогда не держала язык за зубами. У нее была репутация неутомимой собеседницы с другими постоянными клиентами салона, сидящими под сушилкой. Конечно, это означало, что приходилось кричать, чтобы быть услышанной, но, как понял Чарли, Мардж родилась с даром болтливости – наследство ирландских предков. Никто и никогда не помешал бы ей оставить за собой и первое, и последнее слово.

Сейчас она продолжала изучать мужа, отмечая скорбные морщины вокруг глаз, сжатые губы, слабое биение жилки на щеке, потом завела старую песню:

– Выглядишь ужасно, и все потому, что эта парочка сводит тебя с ума.

Звякнул зуммер. Мардж отвернулась, надела прихватки и вытащила из духовки поднос со свежеиспеченными кукурузными булочками.

– Ты вообще спал этой ночью?

«Спал ли я?» – гадал Чарли, пожимая плечами. Голова гудела, живот скрутило узлом и мутило.

Вчера вечером, когда он в девять пришел домой, Мардж набросилась на него, требуя подробного рассказа о вечеринке, но он отмахнулся от расспросов:

– Мардж, дай передохнуть.

К счастью, помогло то обстоятельство, что вот-вот на малоизвестном кабельном канале должен был начаться старый рождественский фильм, который жена всегда любила. Положив на диван коробку с носовыми платками и поставив на столик чашку с чаем, Мардж с удовольствием приготовилась всласть поплакать.

Безмерно порадовавшись, что получил отсрочку, Чарли налил себе первоклассный виски и погрузился в воскресные газеты.