Безнадзорный, брошенный бежавшими хозяевами ферм и фольварков скот. Фронтовики рассказывали, что всюду слышался рёв недоеной скотины. Солдаты, в основном деревенские жители, хорошо отличали рёв страдающих, давно не доенных коров. У некоторых уже начинался мастит. Тысячи бесхозных голов бродили по лугам, лесам и поймам.
Генерал Н. А. Антипенко приказал собирать коров в гурты, сдаивать молоко, на первых порах, чтобы спасти животных, хотя бы на землю, организовать поставку свежего молока и молочных продуктов для нужд войск. Этим тут же заняли женщин, насильно угнанных из оккупированных областей Советского Союза в 1942–1944 годах, бывших узников концлагерей, способных пасти скот и умеющих доить коров. Потребовалась масштабная ветеринарная помощь. Со всего фронта быстро собрали специалистов по лечению и уходу за животными. После того как сформировали гурты, отделили больных коров от здоровых и начали перегонять в места содержания, выяснилась новая проблема: европейские коровы не могут передвигаться на большие расстояния. Это вам не холомогорочки и не костромские коровки, которых перегоняли к фронту все годы войны от самой Волги и даже из Сибири, чтобы накормить воюющую Красную армию. Пришлось обрезать еврокоровам копыта, заливать смолой, чтобы они могли потихоньку перебираться своим ходом к вольным пастбищам.
«Спасая скот, — вспоминал Николай Александрович Антипенко, — мы думали о людях, освобождённых из концентрационных лагерей, об обездоленном населении прилегающих районов. В частности, благодаря этому мы смогли выполнить указание Советского правительства о выделении 5 тыс. дойных коров в распоряжение берлинских властей для обеспечения молоком детей до 13-летнего возраста из расчёта 200 г молока в сутки на каждого».
Война закончилась. Берлин лежал в руинах. Даже самые прочные здания с полутораметровыми стенами, превращённые защитниками города в крепости, были превращены в груды щебня артиллерией и сапёрами-подрывниками наступавших армий. Боеприпасов уже не жалели, хотя подвоз в какой-то момент прекратили. Забот у тыловиков не уменьшилось: надо было кормить не только победителей, но и побеждённых. Войска 1-го Белорусского фронта захватили в плен 250 534 военнослужащих. Целая армия! Которую до этого кормил Гитлер. Кроме пленных, надо было ещё кормить мирное население Берлина. А оно с каждым днём увеличивалось: перед штурмом жители города покинули свои дома и целыми семьями поселились в предместья и фольварки, спрятавшись от войны. Им внушили, что придут большевики и уничтожат всех. Но тут произошло обратное: разнеслись слухи, что русские, покончив с Берлинским гарнизоном, начали кормить детей, стариков и всех, кто нуждался в куске хлеба. Что раненым и больным оказывают медицинскую помощь. Что отремонтирован водопровод и началась подача электричества. Что заработали бани и магазины, рынки и кинотеатры. Что ремонтируются здания театров и картинных галерей. Что даже в варьете начались представления.
Советские солдаты распахнули ворота концлагерей, срезали со столбов ненавистную колючую проволоку, и потоки заключённых хлынули на волю.
«Миллион человек!
Надо было их разместить, — вспоминал генерал Н. А. Антипенко, — накормить, подлечить, одеть, обуть. И над всеми этими задачами стояла одна, самая трудная и неотложная — как лучше и скорее отправить миллион человек на родину?
Стали подсчитывать, рассчитывать, но хорошего выхода найти не могли: не хватало ни вагонов, ни дорог с достаточной пропускной способностью. Если сажать в поезд по 1500 человек, то потребуется 700 поездов. Но ведь у каждого репатрианта были личные вещи, и мы не могли допустить, чтобы люди лишались своих скромных пожитков. Практически в поезд можно посадить не более тысячи человек с вещами, следовательно, понадобилась бы тысяча поездов.
В те дни мы отправляли на восток два-три поезда с репатриантами в сутки… Почти полтора года пришлось бы некоторым ждать своей очереди. |