Это совершенно два разных потока. Одни ищут правду, восстанавливают историю, ту, которая была, отскабливая её от наростов мифологем, конъюнктурной ретуши и откровенной лжи. Другие — лишь бы в подтексте намекнуть, что всё в нашей истории лживое, ненастоящее, а герои выдуманные, фальшивые, да истории, пожалуй, нет, есть «тысячелетняя парадигма несвободы»…
Итак, имена, которые были вычеркнуты и стёрты.
1
Иван Никифорович Лысенко. Разведчик 674-го стрелкового полка 150-й Идрицкой стрелковой дивизии, старший сержант. Непросто и в то же время удивительно сложилась судьба этого героя штурма Рейхстага.
Родился он в 1917 году на Брянщине в селе Кузнецы. В 1929 году окончил четыре класса начальной школы — вот и всё образование. В 2011 году в интервью журналисту Владимиру Павлову для журнала «Брянская тема» Иван Никифорович рассказывал: «Мой отец умер, когда мне было всего шесть лет. Он, здоровый, крепкий, сильный деревенский мужик, неожиданно заболел и сгорел буквально за несколько дней. Мать осталась с двумя детьми на руках: я дошкольник да сестрёнка младшая.
Надо было что-то решать, помогать матери. Так, в возрасте двенадцати лет я пошёл работать в колхоз. Много нас тогда, детей, работало на колхозных полях. Школы побросали — не до того было. Об играх да забавах даже и не думали. Какие игры! Есть нечего…
Я и пахал, и боронил, и сено возил, и торф заготавливал — много всякой работы делал.
С продуктами в то время было очень плохо. Порой сидели на одной мороженой картошке да солёных огурцах. А иногда и этого не было. Правда, от голода в нашем селе никто не умер. Хоть и плохи дела были, но соседи друг друга не бросали: те, кто побогаче, приносили еду бедным. Выживали как могли.
В селе Кузнецы до войны было около ста дворов. И в каждой семье, самое малое, — пятеро детей. За редким исключением, меньше. Иногда, бывало, нарвёшь в поле колосков, обожжёшь усы на костре и ешь. И зерно это вкусное было, спелое, мягкое…»
Колоски… Пшеничные, с привкусом молока, когда они ещё недозрелые, и с ярким ароматом свежеиспечённого хлеба, когда зёрна уже начинают твердеть. Ржаные — грубоватые, их трудно разжёвывать, и они не так вкусны, как пшеничные, но очень сытные. Колоски, колоски… За них-то и арестовали шестнадцатилетнего Ваню Лысенко, и осудили по Указу «Семь восьмых» или «О трёх колосках», как тогда называли в народе Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». Дали «десятку» и отправили в один из самых жестоких лагерей системы ГУЛАГа — на Соловки.
Соловецкий лагерь особого назначения отличался особой жестокостью, порой переходящей в бесчеловечность по отношению к заключённым. Иногда, в особые минуты душевного волнения, Иван Никифорович рассказывал своим знакомым и детям о том, что довелось пережить на Соловках. Тяжкий, бессмысленный труд. Пригоршнями переносили воду из одной проруби в другую… Перекатывали с места на место огромные валуны… За незначительные провинности или за нерасторопность во время этих «работ» обливали ледяной водой и голыми ставили «в стойку» на скале и заставляли громко, до изнеможения считать чаек… «Летом, бывало, практиковали такое, — вспоминал Иван Никифорович, — раздетых узников привязывали на ночь к дереву. Называлось это — ставить на комара… К утру человек умирал».
Закон «О трёх колосках» был чрезвычайно жесток, настолько, что это вскоре были вынуждены признать даже в верхах. Уже весной 1933 года вышло постановление Президиума ЦИК, которое отменяло некоторые статьи и положения Указа «Семь восьмых»: прекратили практику привлечения к суду «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельствах». |