На одной из улиц бойцы 674-го полка захватили хранилище, откуда немцы не успели вывезти слитки драгоценных металлов. В хранилище оказалось 46 килограммов золота и 20 тонн серебра. Из этого трофея всему его полку можно было отлить Золотые Звёзды, а ордена Славы — всему 1-му Белорусскому фронту. В хранилище ничего не пропало. Плеходанов тут же выставил охрану и доложил о необычном трофее в штаб дивизии.

На пути к центру Берлина батальоны 674-го полка, прикрываясь огнём артиллерии и танков, ворвались в Имперское министерство внутренних дел и приступили к его зачистке. Это комплекс зданий, почти квартал, превращённый в единый узел сопротивления, в крепость с тщательно продуманной системой огня и жизнеобеспечения. Для разгрома этой твердыни полку Плеходанова потребовались сутки.

От МВД до Рейхстага было рукой подать. Но на несколько суток это пространство стало пространством смерти. Именно здесь в ходе первых атак на Рейхстаг был почти целиком выбит соседний 756-й стрелковый полк полковника Зинченко.

После форсирования Шпрее 150-я дивизия стала двухсоставной. А к 30 апреля в ней остался практически один полк — полк подполковника Плеходанова — и батальон Неустроева из 756-го полка, в котором не насчитывалось и роты.

При подходе к Шпрее полк Зинченко шёл в 1-м эшелоне. Но после форсирования реки и первых атак в направлении Рейхстага ситуация изменилась.

Из воспоминаний подполковника А. Д. Плеходанова: «29 апреля примерно в 22 часа 30 минут меня вызвал на свой наблюдательный пункт, который находился в туннеле под железной дорогой, Шатилов и сказал:

— Товарищ Плеходанов, у Зинченко большие потери. Вести наступление одним батальоном Неустроева он не может. Говорит, что в этом батальоне осталось всего 75 человек. Так что придётся штурмовать Рейхстаг тебе. Подготовься к штурму. Неустроев будет тебе помогать.

По дороге на свой наблюдательный пункт, подвалами и через проломы в стенах домов, я пошёл посмотреть, какова обстановка в полку Зинченко, можно ли рассчитывать на его помощь.

Полк Зинченко был действительно сильно потрёпан. Оставшиеся в строю воины (их было немного) расположились в комнатах большого здания на берегу Шпрее. В одной из комнат я нашёл Зинченко. Он стоял возле койки с нераскуренной трубкой во рту. Поздоровавшись, я спросил:

— Будем штурмовать Рейхстаг?

Он крепко выругался и ответил:

— Чем я буду штурмовать? Остатками батальона Неустроева? Нет, дружище, валяй сам.

Я распрощался и ушёл. Зная, что полк Зинченко в атаке участвовать не будет, а знамя Военного совета находится там, я сказал лейтенанту Сорокину и парторгу подразделения Виктору Правоторову, которые в это время находились при мне, чтобы они подготовили Красное Знамя для водружения на Рейхстаге.

Разведчики обрадовались, заволновались. Вскоре раздобыли где-то перину, здесь же, на наблюдательном пункте, перину выпотрошили. Кто-то принёс нечто похожее на древко. Подстругали его кинжалами. Знамя получилось грубоватым, но зато прочным и большим. Вручив Красное Знамя разведчикам, я поставил задачу водрузить его на крыше, у скульптурной группы».

Конечно, в своих воспоминаниях Плеходанов многое недоговаривает. Наверняка был разговор о знамени Военного совета, которое теперь, когда выбит 756-й полк, следуя обстоятельствам, надо было бы по логике передать 674-му полку. Но Зинченко знамя № 5 не отдал, видимо, теплил надежду на батальон Неустроева. Или ещё на что-то. И в конце концов выкрутил своё… Но и Плеходанов был малый-хват, приказал разведчикам соорудить знамя не хуже штатного, номерного, официального. Следует предположить, что именно поэтому «перинное» знамя получилось значительно бблыиим по размеру: знай наших!.