Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова: «Папу арестовали в пять утра. Мы должны были в то субботнее утро встречать маму на аэродроме, собирались ехать на дачу. Папа понял, что маму арестовали, она — что его. Из всего жуковского окружения их арестовали последними. Из жён посадили только маму, потому что знали её характер, знали, что она кричала бы на каждом углу. В это время арестовали жён Молотова, Калинина. Калинин — Председатель Верховного Совета, а жена вшей давит… Знали, что Русланова устроит сраму на весь мир. Её просто убрали, она не сидела бы тихо, как Молотов или Калинин. Папа сидел в тюрьме на Лубянке, четыре года длилось следствие. В лагере пробыл меньше года. У мамы следствие длилось год.

Дали 58-ю, пункт 10 — антисоветская агитация и пропаганда. Такую статью можно приписать каждому второму. Как «особо опасную» преступницу отправили в лагерь в Тайшет».

После ареста родителей несовершеннолетнюю Маргариту Крюкову должны были отправить в детский приют. Квартира, все вещи, мебель конфисковывались. Мама в момент ареста была далеко, и ничего для любимой Маргоши сделать не могла. А вот отец, генерал Крюков, мгновенно оценил обстановку, понял, что его теперь не выпустят и поволокут, как маршала Новикова, как генерала Телегина и многих, кто все эти годы был рядом с маршалом Жуковым, по всем булыжникам и валунам, по камерам и пересылкам…

Девочка дрожала от страха. Она догадывалась, что случилось что-то серьёзное, что предстоит новая разлука с родителями.

Из рассказа Маргариты Владимировны Крюковой-Руслановой: «Их с папой забрали в один час — в пять утра 18 сентября 1948 года. Маму — в Казани, когда она в гостинице спускалась к машине, чтобы ехать с гастролей в аэропорт. Мы с папой в Москве в тот самый час собирались во Внуково, встречать её. Когда пришли эти полковники, папа сказал: «Маргушенька, ты маму не жди, она не приедет, я думаю, что мы с ней будем в одних местах. Но тебе никогда не должно быть стыдно за своих родителей». Их потом и выпустили практически одновременно. Я должна была жить в детском доме. Но когда папу из нашего дома писателей в Лаврушинском везли на Лубянку, он этих полковников уговорил, чтобы меня отдали тётям, папиным сёстрам. Они жили на Арбатской площади. Мне было почти тринадцать».

У тех полковников была незавидная работёнка. Хотя они ею наверняка гордились. Но Бог им, должно быть, засчитал на Страшном суде тот поступок: они всё же пожалели дочь генерала и певицы…

Маргарита Владимировна Крюкова-Русланова: «Излома я ушла с чемоданчиком личных вещей. Когда нам дали квартиру, то папа, мама и я вошли туда, в чём стояли. Начинай заново. А пока квартиру не дали, мы жили в гостинице. Мама сразу же начала работать. Очень быстро, меньше чем через месяц. И понеслось! Гастроли, гастроли — нужно зарабатывать на жизнь. Помню, что первым купили буфетик для кухни с выдвижными отделениями для ножей-вилок. Из них мы пили чай — даже чашек не было. Папу направили на курсы в Академию Генштаба. Мама возмущалась, что он вынужден ездить на общественном транспорте, считала, что это неуважение к генеральской форме. Первое, что мама купила, — машина. И какую! ЗИМ! Она стоила большие деньги. В общем, чай пьём не из чашек, но ездим на ЗИМе. Мама очень не хотела, чтобы её кто-то жалел. У неё было невероятное чувство человеческого достоинства. Это не мещанская позиция. Оскорбительно, унизительно, когда ни за что ни про что сажают в тюрьму, когда вслед каждое дерьмо могли прошептать: «Тюрьма». Мама никогда не подавала вида, что страдала внутри. Оскорблялась за отца, русского воина, прошедшего три войны».

7

Сейчас любой компакт-диск с записями Руслановой, и даже воспоминание о ней, о её неповторимом голосе невозможно представить без её знаменитых «Валенок».