Но тебе понравились почему-то сережки. А чем они красивы, Левша? Два тонких больших золотых кольца, чем могут поразить воображение мужчины?
– Катя, если женщину… ударить, можно погнуть сережку?
Она водила языком по своим безупречным зубам, не открывая рта.
– Если бы ты имел способность читать мои мысли, ты увидел бы мое желание отсесть от тебя подальше. Странные вопросы на странном острове. Спасший мне жизнь мужчина сидит напротив меня, полуобнаженной, и размышляет, что станет с моими серьгами, если врезать мне по уху. Ты незаменимый собеседник в ночном клубе.
– Так все-таки?
– Можно, Левша, можно. Если твой палец во время удара приложится к серьге, она погнется. Или сломается застежка. И тогда кольцо перестанет быть кольцом. И мне придется постоянно вертеть его в мочке таким образом, чтобы она не вывалилась из уха.
Она сделала попытку подняться, но он удержал ее за руку.
– Мой вопрос касался другого, не тебя, конечно. Хотя он немного странноват, согласен, – Левша посмотрел в сторону напрягшегося Артура. – Я же говорил – он в тебя влюблен. Встать и набить мне морду ему мешает только мой автомат. Знаешь, когда на твоих глазах расстреливают живых существ, желание побить стрелка немного притупляется… Так, значит, чтобы держать сломанную серьгу под контролем, тебе пришлось бы постоянно вертеть ее?
– Мы или сменим тему, или я пойду к Артуру.
– Разве я тебя держу? – Левша саркастически улыбался. – Кстати, рядом с ним, как Табаки возле Шер-Хана, отирается некто Лис. Он тоже глаз с тебя не сводит. Ты это знаешь?
Ни слова больше не говоря, Катя поднялась и направилась к костру.
Бриз шевелил подвижные части деревьев. Ветки, что потоньше, покачивались и издавали скрип. Где-то глубоко в лесу продолжали свой концерт лягушки. На берегу пахло йодом. Левша встал, отряхнул брюки и направился к лесу. Когда до него оставалось чуть меньше двадцати шагов, запах йода притупился, уступая место чуть горьковатому аромату сочной зелени.
Левша подошел к стене джунглей с опущенным на вытянутой руке автоматом. Тень его – длинная, тонкая, уродливая – тянулась до деревьев по песку, а достигнув стволов, поднималась вертикально, изгибаясь в коленях.
Он поднимал взгляд, чтобы увидеть, как выглядит его голова. Тень шеи – вытянутая, как у гусака, уходила вверх. Увидеть свою голову бывает не так-то просто даже на тени. Левша почти задрал подбородок, чтобы убедиться, что не бесконечен.
И в этот момент увидел ее.
Тонкая, толщиной со спичку проволока сверкнула в верхушках деревьев.
Затаив дыхание, Левша смотрел на нее и слушал биение сердца.
«Макаров… Он видел ее…»
– Эй! – донеслось сзади – испуганно, нервно.
Левша оглянулся всего на мгновение. Кричал тот, кто совсем недавно ходил у него в заложниках. А сейчас жертва переживала за беспечность своего похитителя.
До Левши донесся тонкий свист. Как будто за секунду до грохота пронесся по воздуху кнут.
Он резко повернулся к лесу – туда, где едва заметно – не приглядевшись и не разобрать – среди листвы пролегала проволока.
Ее не было. Лишь качнулось несколько веток на том месте, где она почудилась Левше. Он посмотрел на верхушки деревьев справа от себя. Одна или две ветки, словно соглашаясь с тем, что рассуждает он в принципе правильно, махнули ему и замерли.
– Что за чертовщина… – хрипло пробормотал Левша.
И вдруг опять почувствовал запах. Это был не привкус йода и не травяной аромат. Это был запах прокисшего пота.
В десяти шагах от него, в глубине стоящих черной стеной джунглей, раздался треск. Так бывает, когда грибник наступает на сухую ветку…
Шагнув назад, Левша поднял автомат. |