— Ну, Лефевр, — встретил его Наполеон, — можете ли вы, столп республики, равнодушно наблюдать за тем, как республика пропадает в руках адвокатов? Видишь вон там, в пирамиде, сабли? Я даю одну из них вам как доказательство моего уважения и доверия!

Демагогия хитрецов действует на простодушных военных безотказно.

— Адвокатов в реку! — крикнул Лефевр и схватил саблю. Теперь он мог пойти за Наполеоном в огонь и в воду.

…Между тем Бонапарт уже подкрепился, и Бернадот вошёл в салон и сел на стул. Наполеон сделал знак Лефевру последовать его примеру и обратился к Бернадоту:

— Как это вы явились не в мундире?

— Я больше не на службе, — ответил тот.

— Но вы немедленно окажетесь на ней! — воскликнул без пяти минут диктатор.

При этих словах Бонапарт встал с места, взял гостя за руку и повёл его в соседнюю комнату.

— Директория правит дурно, — начал он своё демагогичное заявление, — она погубит республику, если мы не установим в ней порядок. Совет старейшин назначил меня комендантом Парижа и командующим Национальной гвардией и всеми частями дивизии. Наденьте мундир, и встретимся в Тюильри, куда я сейчас отправлюсь.

Не колеблясь ни секунды, Бернадот ответил отказом. Он ждал этого приглашения и заранее подготовил ответ.

— О, я понимаю вас, — с некоторым разочарованием в голосе продолжил Бонапарт, — вы полагаете, что можете рассчитывать на Моро, Макдональда, Бёрнонвиля и других генералов. Это заблуждение. Они все скоро здесь появятся, и Моро вместе с ними.

Затем Бонапарт перечислил собеседнику имена тридцати или более членов Совета старейшин, считавшихся приверженцами конституции, а теперь переметнувшихся к нему.

— Вы не знаете людей, — продолжал он извергать поучения, — они много обещают, но не сдерживают свои обещания, не полагайтесь на них.

— Я не хочу присоединяться к бунту, — твёрдо сказал Бернадот, — и свергать строй, за который отдали свои жизни много людей.

— Отлично, — ответил Бонапарт, — вы останетесь здесь, пока меня не провозгласит Совет старейшин, ибо до тех пор я — ничто.

— Генерал, — возвысил голос Бернадот и схватился за шпагу. — Я человек, которого можно убить, но ни за что не удержать против его воли.

— Дайте мне тогда слово, — смягчил тон Бонапарт, — что вы ничего не предпримете против меня.

— Как гражданин, я даю такое слово.

— Как гражданин? — удивился Наполеон. — Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что я сам в качестве простого гражданина не пойду в казармы, чтобы обратиться с речью к солдатам, или на площадь, чтобы возбуждать Национальную гвардию и народ. Но если меня позовёт Директория или законодательный корпус и отдадут мне приказ стать во главе гвардии, я пойду с ней против тех, кто пытается незаконно обрушить существующий порядок.

— Ах, что касается этого, то я совершенно спокоен. Я принял свои меры предосторожности, и вы не получите никаких приказов. Ваше честолюбие нагоняет на них не меньше страха, чем моё. А я всего лишь хочу спасти республику, для себя я ничего не требую. Я удаляюсь с моими друзьями к Мальмезону. Если хотите, присоединяйтесь.

— По части дружбы вы ещё как-то сгодитесь, но мне кажется, что вы станете самым деспотичным правителем.

С этими словами Бернадот пошёл на выход. Бонапарт сопроводил его до приёмной.