Он по-прежнему ездил на какие-нибудь станции, делал зарисовки, а также ходил на лекции в вузе. По утрам просыпался, принимал душ, мыл голову, после еды обязательно чистил зубы. Каждое утро убирал постель, гладил рубашку, стараясь не оставлять себе ни минуты свободного времени. Каждый вечер по два часа перед сном читал книги. В основном – исторические или биографии. Все эти привычки завелись у него чуть ли не с детства и много лет помогали ему жить. Только он уже не верил в нерушимые союзы – и больше не чувствовал теплоты под названием chemistry.

Каждый день он вставал перед зеркалом в ванной и разглядывал собственное отражение. И постепенно освоился в «новом себе» (точнее – в «себе измененном»). Примерно так же, как осваивают иностранный язык, зазубривая новую грамматику.

– И чем же ты занимаешься на своем стройфаке? – спрашивал студент-физик.

– Строю станции.

– Станции? Какие станции?

– Железнодорожные. Не орбитальные же.

– Но почему именно железнодорожные?

– Потому что они нужны людям, – отвечал Цкуру так, словно это разумелось само собой.

– Заня-а-атно, – с интересом тянул физик. – Станции нужны людям… Никогда не задумывался.

– Но ведь они и тебе нужны. Как бы ты без станции садился на поезд?

– На поезд без них, конечно, не сесть, это да… Но все-таки, э-э… Я даже не представлял, что на свете есть люди, одержимые их строительством.

– Кто-то придумывает музыку для струнных квартетов, кто-то выращивает помидоры и салат, – сказал ему тогда Цкуру. – Так что и для строителей станций дело найдется. А сам я не так уж и «одержим». Просто люблю иметь дело с чем-то конкретным.

– Прости за бестактность, но… найти в жизни что-нибудь конкретное и по-настоящему этим интересоваться – уже само по себе достижение, разве нет?

Цкуру подумал, не издеваются ли над ним, и взглянул в простодушное лицо собеседника. Но тот, похоже, и в самом деле так думал. Всерьез и без тени сомнения.

– Ты, Цкуру, наверное, любишь мастерить? Вот и имя у тебя такое… созидательное.

– Ну да, – ответил Цкуру. – Всегда любил что-нибудь конструировать.

– А вот у меня не так. Я сроду ничего реального создавать не умел. В школе на уроках труда никакие поделки у меня не получались. Даже из детского конструктора, где все расписано по шагам, не мог ничего собрать как надо. Про всякие абстракции размышлять – вот это по мне, никогда не устану. А вот создать ничего не способен. Еду, правда, готовить люблю; но стряпня, сам понимаешь, – процесс скорее разрушения, а не созидания… В общем, таким неумехам, как я, на стройфаке не место.

– Чем же ты хочешь заниматься?

Приятель немного подумал.

– Не знаю. Я, в отличие от тебя, не могу сказать – вот, мол, хочу заниматься конкретно тем или этим. Больше всего люблю просто думать как можно глубже. Свободные мысли в чистом виде. И все. Хотя думать свободные мысли в чистом виде – это в каком-то смысле все равно что создавать пустоту…

– Ну, немного создателей пустоты в этом мире тоже не помешает.