Гермиона выдержала тактичную паузу.

Гермиона Доуз прекрасно умела держать паузу. Она гордилась способностью отсеивать то, что люди говорили, от того, что они хотели сказать. Этот навык она с успехом практиковала на протяжении почти тридцати лет, работая на политических зубров всех мастей. Она так и не вышла замуж, и, казалось, Гермиону не пугало одиночество: она со смехом рассказывала подругам-секретаршам, что золотое кольцо, которое она носила, играет роль пояса целомудрия. Она была достойна доверия – и ей доверяли; шефы отмечали, что единственный незначительный недостаток Гермионы Доуз в том, что она старательно коллекционировала все песни Боба Дилана.

Она чувствовала, что никто из коллег ее не знает, – даже джентльмены, которые периодически, когда Гермиона была на работе, влезали к ней в квартиру и устраивали осторожный обыск. Несомненно, они обменивались улыбками, осторожно кладя на место крошечную щепочку, которую Гермиона каждый день всовывала между входной дверью и косяком. Она тоже улыбалась – когда замечала, что чьи-то большие грубые ноги в очередной раз раздавили крошку меренги, которую она неизменно бросала на ковер перед дверью гостиной и на которую они никогда не обращали внимания.

Поскольку Гермиона не снимала кольцо, никто, кроме нее самой и Господа Бога, не знал, что изнутри (за немалую сумму) была выгравирована строчка из песни Боба Дилана: «Все в порядке, мама, я истекаю кровью». Гермиона гадала: способен ли в наши дни хоть один проныра из числа ее коллег, включая большинство министров, опознать цитату?

И вот, спустя несколько лет после Дня перехода, в кабинете министров шли взволнованные дискуссии, а Гермиона размышляла, не слишком ли она стара, чтобы работать с мэтрами, в противоположность идиотам.

– Значит, нужно лицензировать Переходники. Долгая Земля – это, конечно, сточная труба в экономическом отношении, но штраф за использование Переходников принесет хоть какой-то доход!

– Не говорите глупостей, – премьер-министр откинулся на спинку кресла. – Вы серьезно? Мы не можем запретить переходы только потому, что не в состоянии их контролировать.

Министр здравоохранения и безопасности, казалось, испугался.

– А я не понимаю, почему нельзя. Раньше нас это не останавливало.

Премьер-министр постучал ручкой по столу.

– Центральные районы пустеют. Экономика в упадке. Разумеется, есть и светлая сторона: эмиграция перестала быть проблемой… – Он засмеялся, но тут же приуныл, и в его голосе, как показалось Гермионе, зазвучало отчаяние. – Знаете, господа, ученые говорят, что параллельных миров может быть больше, чем людей на Земле. Какую политику мы изберем, зная это?

Хватит.

Гермиона вдруг поняла, что чаша переполнилась.

Хотя шумный, нелепый и бессмысленный разговор продолжался, она, с тонкой улыбкой на губах, набросала пару строк безупречной питмановской скорописью, положила блокнот на стол и, получив кивок одобрения от премьер-министра, встала и покинула кабинет. Возможно, никто даже не заметил ее ухода. Оказавшись на Даунинг-стрит, она перешла в параллельный Лондон, который кишел охраной. Но за несколько лет Гермиона настолько примелькалась, что полицейские проверили у нее документы и пропустили.

Она перешла еще раз. И еще, и еще…

Впоследствии, когда Гермионы Доуз хватились, один из секретарей расшифровал оставленную записку с деликатными росчерками и изящными изгибами.

– Похоже на стихи, сэр. Или на песню. Что-то о людях, которые критикуют то, чего не в силах понять. – Она взглянула на премьер-министра. – Что это значит, сэр? Сэр? Вы в порядке, сэр?

– Вы замужем, мисс… извините, не знаю, как вас зовут.

– Каролина, сэр.