Но в поезде Прохор не поехал, заметив в зале двух молодых полицейских, присматривавшихся к пассажирам.

Было ясно, что Охотники постепенно затягивают петлю на его шее, и единственным способом избавиться от них было немедленное бегство из города. Оставалась надежда, что носители программ Охотников не имеют свободы передвижения как обычные люди, которые жили по своим законам и решали свои задачи, поэтому Охотники вынуждены будут искать новых носителей из числа людей, знающих Прохора Смирнова.

На автостанции ему повезло: один из водителей маршрутного такси, собиравшийся сдавать смену, согласился подвезти мужчину в летнем джинсовом костюме до ближайшего посёлка на трассе Мирный — Архангельск, и через час Прохор вышел из маршрутки на остановке с указателем «Дворики».

Маршрутка уехала.

Прохор позвонил Саблину, объяснил ситуацию.

— Я тебя заберу к вечеру, — пообещал Данимир. — Сможешь там где-нибудь перекантоваться?

Прохор оглядел домики посёлка Дворики, но выбирать было не из чего, и он ответил как можно уверенней:

— Попробую.

— Созвонимся. — Голос Саблина пропал.

Как он собирался добираться до Плесецка из Суздаля, было непонятно, однако если друг обещал, то всегда выполнял обещанное.

Прохор вздохнул и двинулся искать приют до вечера.

Вопреки сомнениям его впустили в первый же дом, стоящий на краю посёлка, на опушке леса, в дверь которого он постучал.

Владельцами оказались милые старики, возившиеся на приусадебном участке, на котором умещались огород и небольшой сад.

Спрашивать у гостя, кто он такой и почему решил навестить Дворики, они не стали.

— А заходи и располагайся, мил-человек, — густым басом сказал кряжистый, седой, с простым русским лицом хозяин дома; звали его Никитой Ивановичем. — Мы-то уже поели, но стол накроем.

— Мне бы чайку, — стеснённо сказал Прохор. — А если позволите, я побуду у вас до вечера.

— Да хоть и до утра, — пожал вислыми плечами Никита Иванович, провожая нежданного гостя в дом, возраст которого явно перевалил за сто лет.

Прохору показали двор, провели в комнатку с настоящим деревянным топчаном: «Можешь прилечь, мил-человек», напоили чаем с ежевичным вареньем и вернулись к своим делам. А он, послонявшись по дому, вдруг решил поискать пристанище и в мирах с другими Ф-превалитетами, как он называл слои Вселенской «матрёшки». В некоторых из них он уже давно стал «своим».

Впрочем, потому за ним и двинулись Охотники, выполняя приказ своих властителей нейтрализовать человека, осознавшего суть Числа и Формы как предпосылок Бытия, интуитивно разработавшего универсальный алгоритм перехода число — форма и ставшего формонавтом — путешественником по «оболочкам матрёшки», проникающим друг в друга.

Его предупредили, когда он впервые вышел за пределы своего Ф-одиннадцатого мира и испытал шок, узнав, что Вселенная устроена гораздо сложнее, чем он думал, и подчиняется базовым числам и геометрическим формам. Но Прохор тогда не понял, что он — угроза существованию «Ада» — Мира Бездн, по большей части иллюзорного и даже виртуального, а когда понял, было уже поздно: за ним началась охота.

Убедившись, что хозяева копаются в огороде, он поудобней улёгся на топчане, сняв туфли, и принялся созерцать эргион, помогающий сосредоточиваться на переходе.

Эргион — объёмный информационно-энергетический модуль размером с кулак, представлял собой «гроздь» многогранников один внутри другого: одиннадцатигранник внутри гептаэдра, тот внутри куба, куб внутри декаэдра, и так далее.