– Ну что ты, родной мой, ты всегда должен мне все рассказывать! заявила Айви. – Она вскочила с дивана и, ухватив Пола за руку, решительно потянула на себя. – Пойдем же.

В ее голосе прозвучало столько тепла и нежности, что Пол безропотно позволил увести себя в спальню. Айви без тени смущения скинула халатик и нырнула в постель, а Пол, в считанные секунды избавившись от одежды, присоединился к ней и стиснул в объятиях ее крепкое гладкое тело. Любовно потеревшись носом о ее щеку, он сказал:

– А ведь я правду сказал, Айви. Если бы не ты, я бы, наверное, уже совсем умом тронулся.

– Ах, доктор, доктор! – засмеялась Айви. – Твоими устами бы да мед пить.

– Ты меня не бросишь, Айви?

– Тебя? – Она отстранилась и наградила его недоуменным взглядом. – Не говори глупости. Скорее это я тебе надоем.

– Но ведь я отнимаю у тебя время – жизнь отнимаю! Ты бы могла выйти замуж. Только свистни, и этот, как его… мигом на тебе женится.

– Я знаю. – Айви шаловливо повела головой. – Зато так я легче понимаю, что взамен даю тебе нечто ценное.

– О, Ай-ииви!

– Как я люблю, когда ты так произносишь – Ай-ииви! Обожаю твой голос. Я в тебя и влюбилась-то, едва твой голос услышала.

– Ты хочешь сказать… – Пол махнул рукой. – Ладно, мы понапрасну тратим время.

Он порывисто притянул ее к себе, а Айви столь же порывисто отдалась ему…

Позже, когда он лежал, прижавшись щекой к ее груди и тяжело дыша, Айви уже знала, что произойдет дальше – это случалось уже множество раз. И верно, Пол начал тихонечко посапывать, дыхание его стало реже, и он уснул. Такое повторялось всегда, и Айви неизменно позволяла ему поспать – минут десять.

Она лежала и смотрела поверх его огромной головы с взъерошенными волосами прямо на настольную лампу с оранжевым абажуром. Немного усталая и расслабленная, она тем не менее в мыслях не находила себе покоя. Такое тоже повторялось из раза в раз: она лежала, осчастливленная его любовью, вся еще во власти волшебно нежных ласк, а в мозгу уже начинали роиться тревожные мысли. Айви никогда не тревожилась за себя; все ее помыслы были устремлены к этому огромному и прекрасному мужчине. Нет, она не сомневалось, что ее тело будет и дальше притягивать его, но, как ни старалась, не могла даже представить, что наступит день, когда она станет принадлежать ему целиком… Тем более что такая женщина у него уже была. И какая! Только что они друг с другом сделали… Хотя Айви любила Пола так, как не любила никого и никогда, она не могла полностью снять с него вину за то, что творилось в Ромфилд-хаусе. Пол никогда не рассказывал ей о том, с чего все началось, не анализировал причины, но было время, когда она безоговорочно винила его за ночи в раздельных спальнях и за поистине животный голод по мужской ласке в глазах Бетт Хиггинс. Этот голод Айви подметила едва ли не в первый же день, как поступила работать в Ромфилд-хаус. С Джорджем, ее мужем, они не прожили и трех лет, когда он заболел. Началось все с пневмонии, которую работяга-фермер заработал из-за собственной самоотверженности, трудясь не покладая рук под дождями и ветрами от зари до зари, и которая приняла затем необычайно затяжной характер. Джорджу становилось все хуже и хуже, и не прошло и года, как его не стало. И все это время за ним присматривал доктор Хиггинс – не только в предписанные часы, но и во внеурочное время, он приезжал к ним после приема и рано утром, и даже посреди ночи. Не из-за нее, нет – Айви доктор тогда даже не замечал. Его заботило лишь одно: как облегчить страдания умирающего. И потом, после похорон, он заехал к ней и спросил: "Как вы теперь будете жить, миссис Тейт? У вас есть хоть какие-то средства к существованию?".