Вымыв руки в туалетной комнате, направился в гостиную, которую его жена именовала салоном.

Беатрис сидела перед камином на мягком диване. Услышав шаги мужа, она даже не повернула головы, да и сам доктор, приближаясь к камину, избегал смотреть на жену. Их судьбы разошлись уже очень давно, и супруги вполне могли вообразить, что живут в полном одиночестве. Увы, притворство не заменяло реальности, горькой, обидной, а подчас и вовсе невыносимой.

Пол Хиггинс облокотился о край великолепного мраморного камина – того самого камина, от которого так настойчиво старалась избавиться Беатрис. Он сумел отстоять его, как не позволил внести и множество других новшеств, после которых огромный дом остался бы совсем голым; нельзя же в самом деле украшать оборками и рюшечками гранитный монолит и мореный дуб. Несколько минут Пол стоял, уставившись на огонь и чувствуя нарастающее раздражение. Приподняв голову, он посмотрел на огромный портрет отца над камином и спросил:

– Как насчет ужина?

– Он тебя ждет; я оставила его в духовке.

Голос Беатрис звучал нарочито ровно и монотонно, она явно старалась держать себя в руках.

– Лорна поела? – поинтересовался доктор, не отрывая глаз от портрета.

– Да. Не могу же я морить ее голодом до семи часов вечера.

Пол не спросил: "А ты?", прекрасно зная, что Беатрис нарочно поужинала рано, поскольку сам он терпеть не мог есть в одиночестве.

Отвернувшись от камина, Пол посмотрел на свою жену. Он разглядывал ее в открытую, словно пытаясь найти в ее облике нечто такое, что ускользнуло от его внимания раньше. Он не впервые поступал так, как не впервые говорил себе, что никогда не любил миниатюрных женщин. Что-то в них всегда его раздражало. Подобно малорослым мужчинам, они, казалось, постоянно самоутверждались. Подменяя недостаток роста самонадеянностью и враждебностью. Парадоксально, но именно эти качества делали маленьких женщин самыми лучшими матерями и хранительницами семейного очага.

Беатрис Хиггинс приподняла голову, но, встретившись с глазами мужа, тут же поспешила потупить взор. Честное и волевое лицо мужа вызвало у нее содрогание. Боже, как она его ненавидела! Рот, нос, даже глаза, те самые серые глаза, которые когда-то так завораживали ее. Песочные волосы, в которых до сих пор не просматривалась седина. Если и было в мире нечто такое, что она ненавидела еще больше, так это его тело, крупное и мощное. Огромные ручищи, ступни, могучую грудь. Настоящий бык! Эгоистичный и неуклюжий. Трудно поверить, но Полу было только сорок три года, всего на семь больше, чем ей. А выглядел он лет на двадцать старше. Мысли Беатрис уплыли в будущее – ведь этот здоровяк может прожить еще двадцать лет, а то и тридцать. Сама мысль была настолько невыносима, что она вскочила.

Нагнувшись, чтобы подобрать с дивана журналы, она сказала:

– Когда поешь, замочи тарелки в раковине, в мыльной воде.

Пол нахмурился.

– Замочить тарелки… Что ты хочешь этим сказать?

Бетт выпрямилась и бросила через плечо:

– Хелен ушла!

– Хелен ушла?

– Да. И прекрати повторять за мной, как попугай!

Пол побагровел. Никому, кроме Бетт, не удавалось с такой легкостью вывести его из себя.

– Объяснись, пожалуйста! – потребовал он. – Тогда мне не понадобится повторять за тобой. Почему она ушла?

– Потому что я ее выгнала… Давай, бубни "Ты ее выгнала?" – Беатрис победоносно вскинула голову, глядя, как заходили желваки на скуластом лице набычившегося мужа. – Она мне открыто нахамила, и мне ничего не оставалось, как указать ей на дверь.