Но мистер Стерн, возбужденный сверх меры, ибо ему почудилось, будто некая симпатичная, очень накрашенная молодая дама ему подмигнула, уже испарился.
– Где я могу отыскать вас, если у меня будут какие-то новости? Или куда написать?
– Я направляюсь сейчас в Галерею восковых фигур миссис Сомон. После этого до самого вечера, когда я собираюсь навестить Пег, я буду в турецких банях в Ковент-Гардене.
– В турецких банях?
– Успокойтесь, доктор! Турецкие бани – это не только место свиданий. Это – бани, и там действительно можно принять ванну – горячую или холодную, а также ванну по-восточному; именно это мне сейчас и требуется.
– Сэр, не исключено, что этот набег на дом сэра Мортимера ничего нам не даст. Вы уверены, что я могу упомянуть о портрете Грейс Делайт?
– Конечно. Если кто и видел портрет или знает о нем, так это сэр Мортимер. А Пег эта картина уже не причинит беспокойства. Я сжег ее.
– Сожгли?
– Носильщикам заплачено. После Сент-Джеймсской площади отнесут вас куда скажете. Доктор, вы совершаете благое дело. Если бы я мог найти подходящие слова, я, подобно мистеру Стерну, не стал бы скрывать мои чувства.
– Не тратьте на это время, прошу вас. Если вы уже выразили свои чувства в отношении мисс Ролстон…
– Совсем недавно у меня было желание убить ее. И я его еще не утратил. Au revoir, доктор.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос о…
– Доктор, аu revoir.
Окошечко закрылось. Носилки отбыли.
Джеффри перевел дух и отступил к двери таверны. Оттуда он взглянул на противоположную сторону улицы, где на балконе «Головы короля» на углу Чансери-лейн сидели, отдыхая, два человека. Подняв левую руку, Джеффри сделал ею движение в направлении Галереи миссис Сомон, расположенной совсем рядом, слева от него. Люди на балконе незаметно кивнули ему. Тогда, придерживая ножны шпаги, Джеффри направился к дверям Галереи, расположенным между двумя большими окнами с частыми переплетами.
– С вас шесть пенсов, сэр, будьте любезны.
– Конечно. Вот вам шиллинг. Вы – миссис Сомон?
– Во дает! Это ж надо, принять меня за мою тетку!
Но ошибка, похоже, не оскорбила невысокую костистую девчонку в шляпке. Она стояла перед Джеффри, покачиваясь и позванивая монетками в подоле передника.
– Китти и ту нечасто принимают за нашу тетку.
– Китти?
– Ну да, она тоже теткина племянница. Моя двоюродная сестра. Китти Уилкис. Она хорошенькая. И высокая. Китти, значит. Ой, как я ей завидую!
– Ты тоже будешь высокая и хорошенькая, я уверен.
Внезапно девушка бросилась к окну, взглянула на монету, полученную от Джеффри, и снова подбежала к нему.
– Но это – золото! Золотая гинея!
– Разве? Должно быть, я залез не в тот карман.
– Ну вот! У меня нет сдачи с золотой гинеи. Пока нет. Мы ведь только открылись.
– Оставь себе. И давай забудем от этом.
– Ну что же, сэр, если вы соблаговолите присоединиться к остальным зрителям…
Джеффри огляделся. «Остальные», которых он вначале принял за восковые фигуры, оказались группкой посетителей, покорно сбившихся в кучку и стоящих сейчас неподвижно справа от двери. Среди них было трое или четверо детей с глазами, расширенными от чрезвычайного возбуждения, вызванного предвкушением тайны и неведомой опасности, обычного на пороге такого рода заведений. До Джеффри доносилось дыхание детей.
– Всего несколько минут, не более, – уверила Джеффри девчонка, – люди соберутся, и я вас поведу. Обычно тетка сама это делает, когда она не занята. |