И, конечно же, по-своему она была права.

Характер Надежды Пантелеймоновны был не только доброжелательный, но и твердый. И очень независимый. Она никого и ничего не боялась. Не боялась обогреть незнакомого человека — совсем не рассчитывая, впрочем, на его благодарность, не боялась сказать резкое слово в лицо начальству, не боялась, несмотря на возраст, жить одна.

Квартира у нее состояла из трех гулких, с высокими потолками комнат, полных старых вещей — особо ценного, с точки зрения грамотного грабителя, там ничего не было — если только редкие фотографии, статуэтки да картины петрозаводских живописцев, но всякий жулик хорошо знал: на фотокарточках да на картинках разных засыпаться — проще пареной репы, пяти минут хватит. И вообще, какой дурак будет красть, скажем, фотоснимок того же Собинова, если на нем стоит дарственная надпись, адресованная мужу Надежды Пантелеймоновны? Да с этой надписью заметут за милую душу на первом же рынке. И потом, кто такой для вора-форточника Собинов? Он в жизни не слышал эту фамилию. Вот если бы «пахан», «вор в законе» — тогда другое дело.

Золота, бронзы, хрусталя, дорогих икон, серебряных подсвечников и фарфора в квартире Вильчинской не было. Стоял еще рояль — также старый, благородно потускневший, хорошо отлаженный, настроенный, с прекрасным звучанием. Но в роялях форточники также разбираются не больше, чем в астрономии. Для них главное — блестящие побрякушки, мишура с оттиском пробы, «брюлики» и деньги.

Старые вещи, как известно, придают жилью особый аромат, неизменную прелесть, осознание собственной причастности к ушедшему времени и людям, которые в нем жили. Вильчинская была этаким звеном, мостиком, связывающим прошлое и настоящее, она сама была принадлежностью того самого прошлого, в котором жили великие люди, и одновременно настоящего, хозяйкой квартиры, которая запросто могла стать музеем. И жаль, что эта квартира так им и не стала.

Дверь в квартире была старая, рассохшаяся, замок можно было открыть ногтем — и это первое, на что обратил внимание некий Валентин Ербидский, постучавшийся в рассохшуюся дверь за подаянием.

(Из уголовного дела: «Ербидский Валентин Александрович, родился 8 июля 1946 года в пос. Лехта Беломорского района Республики Карелия, цыган, образование — 1 класс средней школы, женат, имеет малолетнего сына, неработающий, ранее трижды судимый — был приговорен к 8 годам, к 2 годам 6 мес. и к 1 году лишения свободы».)

Был Ербидский человеком тертым, Карелию пропесочил вдоль и поперек, и не было, пожалуй, места, где бы он не наследил. В одном месте своровал золото, в другом — деньги, в третьем — обидел старушку, отняв у нее древнюю икону, самое ценное, что имелось в бедной избе, в четвертом — залез в магазин… В общем, биография у этого вальяжного, по-кочевому косматого господина была богатая. Воровской стаж — позавидовать можно. Воровство это первая профессия Ербидского, попрошайничество — вторая.

А что, собственно, остается делать человеку, у которого всего один класс образования! У его приятеля и одновременно родственника по линии последней жены Ивана Шашкова образование и то в два раза выше — два класса.

В общем, шибко образованные люди. Таким свободное время посвящать чтению Гегеля либо Гумилева недосуг. Да и время — это деньги. Деньги, деньги, деньги… Господи, что же деньги делают с людьми!

Об одинокой, интеллигентной, очень отзывчивой старушке, которая никогда не откажет в куске хлеба, Ербидский уже слышал, но забежать к ней все было как-то недосуг, а вот сейчас, когда день с похмелья прошел впустую, он решил наведаться, попросить что-нибудь… Вдруг старуха на пол-литра расщедрится? Водки у Надежды Пантелеймоновны не было, но подаяние ее оказалось богатым: она вывалила на руки Ербидскому едва ли не весь холодильник, все, что было на полках, кроме бадейки с борщом, — Ербидский ушел от Надежды Пантелеймоновны задом, кланяясь до пола; сам же все высматривал цепким приметливым глазом, где в квартире могут быть ценности и деньги.