– Нет, – Наоми нахмурилась. – Скажи мне, что случилось на самом деле.

Гримаса Файрсторм была почти болезненной.

– Узнав о настоящих замыслах, я спросила у Дарксайра о том, чего ещё он мне не говорил.

Наоми ждала, когда она продолжит. Ей не пришлось ждать долго.

– Семьсот лет назад Дамарион сказал Дарксайру манипулировать мной. Он поручил  Дарксайру сделать так, чтобы я влюбилась в него. Они сговорились изменить мою магию, сделать меня уже не полностью Драконорожденной. Они дали мне такую могущественную магию, что я забыла саму себя, забыла, кем я была.

– Но зачем они… – осознание ударило Наоми как кирпичом по лицу. – Они хотели вогнать клин между тобой и Макани. И между тобой и другими Драконорожденными.

– Да, – голос Файрсторм звучал сухо, как угли ада. – Дамарион страшился силы объединённых Драконорожденных близнецов. Наша сила – в нашем единстве, гармонии разума и магии, которые существуют между нами.

То есть, Дамарион и Дарксайр ослепили её властью, чтобы разлучить с Макани, а потом использовали её, чтобы истребить остальных Драконорожденных, натравить на них весь мир.

– Я получила могущественную магию, – сказала Файрсторм. – Ужасную, восхитительную, тёмную могущественную магию. Но я и потеряла кое что. Я потеряла способность связываться с Макани, чтобы наша магия работала вместе.

Падение Файрсторм во тьму началось не с её жажды силы. Оно началось, когда она подарила своё сердце и доверие не тому мужчине.

– Всё это было ложью, – голос Файрсторм шипел как вода, попавшая на раскалённые камни.

Сердце Наоми сжалось от сочувствия.

– Дарксайр поступил с тобой очень плохо.

Тёмный взгляд Файрсторм метнулся к ней как кнут.

– Я не хороший человек, Духовный Воин. Я не заслуживаю и не желаю твоей жалости. Если ты сочувствуешь мне, ты идиотка. За свой век я сделала много плохих вещей. Магия Дамариона извратила меня, но я могла бы сопротивляться. Мне необязательно было поддаваться. Это было испытание воли и морали, и я потерпела сокрушительное поражение.

– Файрсторм…

– Я злобная сука Тихоокеании, – объявила она. Её глаза пылали, в голосе звенела убеждённость. – Тёмный Ангел. Чума. Предательница. Я признаю, кто я, и что я натворила. Но я хочу исправить это, насколько вообще возможно.

Безумие заключалось в том, что Наоми действительно ей верила. Она верила, что Файрсторм раскаялась, и её сердце действительно разбито. На мгновение она представила, каково это – узнать, что тот, кому она доверяла и любила больше всего на свете, всё это время играл с ней. Больно даже воображать такое, а Файрсторм это пережила на самом деле. Должно быть, её боль невыносима, но вместо того чтобы замыкаться в себе, она пришла исправить свои грехи. Она сильнее, чем считала Наоми или Макани.

Оставив Файрсторм одну в её клетке, Наоми зашла в дом.

Макани ждал её, и в его глазах пылал невысказанный вопрос: «Почему ты захотела поговорить с Файрсторм наедине?»

– Она раскаивается, – объявила Наоми.

– Невозможно, – Макани поднял её слова на смех. – Она монстр.

– Может, она и совершала ужасные вещи, но для неё ещё не всё потеряно, – возразила Наоми. – Нашлась определяющая моральная дилемма, поворотный момент на дороге деградации, который заставил её остановиться и поставить под сомнение всё, что она когда либо совершила. Этим поворотным моментом стало открытие истинных масштабов сделки Дарксайра с демоническими принцами. Это доказывает, что в ней ещё что то осталось: любовь, ярость, тот моральный компас, которым так славятся Драконорожденные.