Под вечер, когда Элиза поднялась к матери, Джесси улучила момент, чтобы поговорить с зятем. Она не знала, способен ли он на откровенный разговор, поскольку как член семьи он не выказывал привязанности к кому-либо, кроме Элизы. Он мог быть совершенно не заинтересован в конфликте.

— Прости меня, если я попытаюсь узнать твое мнение, — сказала она, — но, когда отец говорил о деле, мне казалось, что где-то в глубине твоего сознания таилось несогласие.

После некоторого неопределенного, но не лишенного дружелюбия молчания он ответил:

— Существует старинная поговорка, что в судебных делах никто не выигрывает, кроме адвокатов.

— А в данном случае даже адвокаты не выиграют! Я чувствую, что полковник Фремонт действовал правильно и его поведение объясняется сложными обстоятельствами. Однако должна сказать, что у меня разрывается сердце при мысли о публичной перебранке.

— Согласен с тобой, Джесси. Выступления будут выдержаны в духе мести и озлобления, и это останется в истории.

— Но ты не видишь способа не допустить судебного процесса? Мне уже отказали и отец, и генерал Кирни.

Уильям Джонс посмотрел в другой угол комнаты, где Джон и Том, сидя рядом, тихо беседовали.

— Боюсь, что мы должны провести процесс, Джесси.

— Мы?

— Да, я хочу предложить свои услуги. Не думаю, чтобы я мог оказать большую помощь, но был бы счастлив и почел бы за честь, если бы мне позволили выступить в качестве соадвоката.

Нарастание ее чувств было прервано деловым тоном, каким зять сделал свое предложение, а ведь оно означало месяцы напряженной работы и забвение собственной практики. Она даже несколько опешила, увидев, что он готов пойти на значительную жертву с такой небрежной манерой, с какой предлагают принести чашку кофе.

— Это крайне любезно с твоей стороны, — тихо сказала она. — Мой муж и отец, да и я сама настолько эмоциональны, что можем сорваться в любой момент. Ты сможешь нас сдерживать? Если ты сохранишь спокойствие и логику, у нас всегда будет надежная юридическая основа. Пожалуйста, не рассыпайся в комплиментах, что страдаешь одинаковыми с нами пороками.

— Я буду таким, как есть, Джесси, — заметил он. — Я не могу быть иным.

Сенатор Бентон добился от военного департамента второй, и последней, уступки — суд был отложен еще на месяц, чтобы полковник Фремонт мог пригласить своих свидетелей из пограничных районов.

Джесси с интересом наблюдала, что еще до начала суда появились признаки того, какой будет расстановка сил: их друзья из армии, многие годы посещавшие дом Бентонов, держались в стороне; офицеры флота, с которыми Бентоны имели слабые контакты, напротив, проявляли дружелюбие, приходили при первой же возможности, заверяли полковника Фремонта, что он был абсолютно прав, сотрудничая с командованием флота в Калифорнии. Когда Джесси пришла в военный департамент за копиями документов, нужных для защиты, ее приняли вежливо, но равнодушно и помощи не оказали. В конторе военно-морского секретаря все было иначе: сотрудники помогли ей не только отыскать документы, но и снять копии. Большой неудачей было то, что секретарь военно-морского флота Банкрофт уехал за границу в качестве посланника при британском дворе. Джорджу Банкрофту следовало бы оставаться в Вашингтоне и выступить в защиту Фремонта, хотя Джесси понимала, что он может сделать немногое.