Лили отправили к Брантам, чтобы она не видела сцены семейного горя. Когда ее привезли обратно, Джесси попросила девочку подняться в ее комнату. Лили чувствовала себя скованно. Джесси взяла девочку к себе на колени:

— Должна сказать тебе… о… мальчике. Ты видишь, Лили… он…

— Я знаю, — прервала Лили, — он никогда не вырастет, чтобы поиграть со мной.

Вечером накануне отъезда в индейскую резервацию, в то время как она вяло жевала еду, принесенную ей на подносе, Джон сказал:

— Дорогая, было бы лучше, если бы ты осталась. Здесь за тобой присмотрят отец, хороший врач и сестра. В резервации условия такие примитивные…

— Пожалуйста, — умоляла Джесси, — не оставляй меня здесь! Я больна не телом, а душой. Я чувствую себя лучше, когда ты рядом.

— В резервации одиноко. Там только одна белая пара. Я не смогу быть с тобой в течение дня. Я должен работать с людьми.

Она нежно вложила свою ладонь в его:

— Для меня достаточно знать, что ты рядом. С тобой мне не нужны ни врачи, ни сестры. Пожалуйста, разреши мне поехать. Мне нужно быть рядом с тобой в предстоящие недели.

Он сжал ей руку, успокаивая ее:

— Хорошо. Я возьму тебя при одном условии: съешь свой обед. Ты сильно похудела, и я опасаюсь за тебя.

Она взяла вилку с картофелем, которую он поднес к ее губам:

— Не бойся за меня, Джон. Со мной будет все в порядке. У нас будут еще сыновья. Мне поможет пребывание с тобой в резервации. Когда подойдет время отъезда, я вернусь в Нью-Йорк и сяду на судно, огибающее мыс Горн.

_/13/_

К вечеру второго дня они добрались до индейской резервации. На вырубке стояли несколько вигвамов индейской колонии и две бревенчатые хижины: одну занимали майор Каммингс и его жена, другая предназначалась для странствующих звероловов, проводников и армейских офицеров. Майор Каммингс и его жена были простыми, добрыми людьми, для которых гостеприимство — первый закон границы. Они не знали об утрате, выпавшей на долю Джесси. Когда стали видны хижины, Джесси попросила мужа вообще не упоминать о мальчике.

Чета Каммингс прожила тридцать лет в этом пограничном пункте, на самом краю нехоженых прерий. Миссис Каммингс было около пятидесяти, и она обладала независимостью и деловитостью, присущей женам, готовым идти за своими мужьями хоть на край света. Она отвела Джесси однокомнатную хижину с утрамбованным земляным полом и открытым очагом для обогрева и приготовления пищи. В хижине стояли рубленый стол, стулья и единственная в резервации кровать, изготовленная в Сент-Луисе и доставленная оттуда на вьючных лошадях. Джесси не хотела показаться миссис Каммингс неблагодарной.

Джон вставал ежедневно на рассвете и шел в лагерь к своим коллегам. В первой половине дня Джесси проходила пешком милю или около этого, усаживалась в тени деревьев и наблюдала, как ведется подготовка фургонов, животных, снаряжения, научных инструментов и продовольствия. Ей нравилось смотреть на то, как ее муж управляет своими работниками, контролирует детали подготовки, заботясь о максимальной безопасности. В такие моменты он выглядел лучшим образом: отдавал приказы негромким вежливым тоном, что мгновенно вызывало уважение и внимание людей. Он спокойно ходил по лагерю, в его глазах был яркий блеск, когда он говорил слова одобрения здесь, указывал на ошибку или недосмотр там; благодаря своему опыту и умению он действовал легко: от него исходило чувство уверенности, он был рад выполнять любимую задачу.