— Разве это не пример своего рода бунта, лейтенант Фремонт, — спросила она, сверкнув глазами, — вмешательство в распорядок женской школы? И как получается, что армия позволяет тебе беспечно бродить в полдень в среду?

Он широко улыбнулся:

— Господа Николлет и Хасслер провели во время ланча конференцию по поводу моего здоровья и решили, что я страдаю острым приступом весенней лихорадки. Это было единственно верное заключение по поводу того, что на своих картах вместо гор и рек я рисовал девичьи лица.

— Но ведь это совершенно нормально, когда молодой человек рисует девичьи лица, — ответила она. — Разве ты не делал этого раньше?

— О да, делал, но такого не было уже несколько лет. После того как меня выставили из колледжа Чарлстона.

Про себя она сказала: «Мне не понравится то, что я услышу, но лучше сейчас, чем позднее». Вслух она спросила:

— Что это была за девушка, лейтенант Фремонт?

Его темные глаза стали серьезными.

— Цецилия, старшая дочь семьи креолов, сбежавшей в Чарлстон во время массовых убийств в Санто-Доминго. Я вырос с ее братом. Когда нам было шестнадцать лет, Цецилия и я решили, что мы влюблены.

— И вы были влюблены? — прервала Джесси.

Какой-то момент он колебался, затем мягко сказал:

— Было бы несправедливым дезавуировать Цецилию. Да, я любил ее, как парень любит возлюбленную. Она была прекрасна, с блестящими глазами и превосходной улыбкой.

Охваченная ревностью, Джесси боролась сама с собой, чтобы не спросить: «Была ли она более красива, чем я?» Вместо этого она спросила:

— Но почему из-за влюбленности тебя отчислили из колледжа?

— Я несдержанный человек, мисс Джесси…

— …В противном случае не сидел бы на вершине шелковицы в три часа дня…

— …Я просто не мог оставаться в классе, когда холмы усыпаны цветами, когда можно выбраться на лодке из гавани, чтобы ловить рыбу и заплывать в уединенные лагуны. Именно поэтому я не закончил колледжа. Видите ли, мисс Джесси, я не отношусь легко к любви. Когда влюбляюсь, я готов бросить все ради нее.

— Думаю, что могла бы одобрить это, лейтенант Фремонт. Я никогда не влюблялась, но должна испытать то же самое. — Она смущенно поколебалась, но затем, решившись, быстро добавила: — Говоря о любви, я должна сказать самую волнующую новость сегодняшнего утра: моя подруга Гарриет Уильямс выходит замуж за графа Бодиско, русского посланника.

— За графа Бодиско? — спросил он с удивленным, почти болезненным выражением лица. — Это не тот напыщенный, кто ежедневно едет в свое посольство в ослепительно белой карете, запряженной четверкой вороных?

— Да, я полагаю, что он претенциозный, но по-доброму, и это не причиняет кому-либо вреда. Он просто старается поддержать достоинства русской аристократии в том месте, которое другие послы называют грязной столицей.

— Но он ведь старик! — сердито выпалил он. — Ему за шестьдесят!

— Всего шестьдесят. А Гарриет всего шестнадцать. Но граф Бодиско такой добрый. Он был так щедр к ее родителям, переживающим со своей большой семьей тяжелые времена. Граф намеревается дать воспитание детям и обеспечить им блестящее будущее. Подумай, лейтенант, на прошлой неделе Гарриет не была достаточно хороша, чтобы стать Майской королевой школы, а через пару недель она станет графиней Александр де ла Бодиско, кузиной царя, и президент Гаррисон подведет невесту к венцу.