Когда люди перед домом Фремонтов, прослушав речь Джона, начинали кричать: «Фремонт и Джесси!» — она чувствовала себя неловко: ведь он мог подумать, что это результат ее подстрекательства, и начать подозревать, что ей не нравится вторая роль и она хочет быть равной с кандидатом в президенты. Она начала припрятывать статьи, посвященные ей, проявляла максимум такта во всех своих интервью, записках и статьях, стараясь принизить свое участие в жизни мужа, показать, что ее роль была всегда вспомогательной. Когда Джон сделал ей предложение в доме Хасслера, она обещала:

— Я никогда не поставлю тебя в неловкое положение, я не хочу славы или хвалы, я никогда не стану расхаживать по улице с папкой дел в руках, чтобы, завидя меня, друзья устремлялись в боковые улочки.

Она почувствовала облегчение, узнав, что никто не знает о ее сотрудничестве в работе над тремя докладами Фремонта, о ее роли в подготовке защиты в военно-полевом суде или о ее политических собраниях в Монтерее, когда Джон находился в Марипозе. Один такой намек, и демократическая печать подняла бы шум, что Джоном Фремонтом руководит жена; она тревожилась, какой вред их сотрудничеству могут нанести подобные слухи.

Прогуливаясь однажды утром по Бродвею, она услышала, как группа молодых парней громко распевала:

Вскоре почта стала доставлять экземпляры других песен, появившихся в ходе избирательной кампании. Одну пели на мотив «Прохожу я через рожь», и она называлась «О, Джесси есть милая блестящая леди».

Затем появилась еще одна песня, которая создавала впечатление, что если она не борется за пост вице-президента, то во всяком случае борется за положение помощника президента.

Фрэнсис Блэр был в восторге от ее работы; он понимал, что она играет важную роль в привлечении женщин северных и западных штатов к содействию республиканской партии. Он сказал ей, что до настоящего времени влияние женщин в политике было ничтожным. Однако письма его сына Фрэнка, поступавшие из каждого важного пункта республиканской кампании, говорили о том, что женщины довольны и хотят иметь своего представителя в Белом доме, что их политическая вовлеченность оказывает большое воздействие на мужчин. Он просил Джесси удвоить усилия. Она возражала, говорила, что должна соблюдать скромность, что некоторые могут считать, будто женщине не подобает играть слишком активную роль в национальных выборах. Фрэнсис Блэр выразил удивление по поводу того, что он назвал неожиданным изменением всей философии жизни, доверительно сказав ей, что если Джон будет избран, то значительная часть заслуги будет принадлежать ей.

— Подождите, пока не увидите новые плакаты, которые готовятся для наших больших парадов, — сказал он ей, сверкая глазами, — они гласят: СВОБОДНАЯ ДЖЕССИ БЕНТОН. Это побудит каждую женщину на Севере утверждать, что и она склонна к свободе.

Осложнения для нее создала Лили, правда, она же рассеяла возникшие опасения. Лили нашла в ящике стола пачку припрятанных статей и песен о матери. Довольная, она показала их отцу. Джон спросил жену, почему она не показала ему эти материалы. Джесси покраснела и сказала, покачав головой:

— О, это всего-навсего пустячки из женских газет, сплетни на тему, какую еду я буду готовить в Белом доме, если тебя выберут.

Джон выложил статьи на обеденный стол, прочитал отдельные пассажи, вслух проскандировал песню:

Закончив, он посмотрел на смущенное лицо жены.

— Это касается выборов, — сказал он. — Многие намерены голосовать за тебя из числа тех, кто не стал бы голосовать за меня. Впервые в истории нашей нации жена кандидата играет такую большую роль в выборах.