Она направляла свой револьвер то на одного, то на другого, те отступили и освободили проход в шахту. Спустя некоторое время она вновь появилась у входа в туннель.

— Они не осмеливаются стрелять в женщину, — сказала она, подойдя к Джесси. — Я положила в корзину достаточно пищи для шестерых.

После полудня вернулся домой Джон, и Джесси рассказала ему о подвиге Лили, а также о миссис Катон.

— Она была прекрасна, Джон, — образ стойкой женщины, полной решимости накормить своего мужа или умереть! Не знаю, где она набралась такой отваги.

— Каждый из нас по-своему проявляет отвагу, — сказал Джон, слегка улыбнувшись, — посмотри на Лили. Думаю, мы их побили, Джесси. Жарища у входа в штольню иссушает их энтузиазм. Если мы сможем еще день их не допустить…

На следующий день рано утром Джесси получила записку такого содержания:

«Решено в таверне Бейтса, что миссис Фремонт дается двадцать четыре часа, чтобы выехать из дома. Эскорт проведет вас через горы вниз, на равнину. Вы можете забрать детей и одежду, вам не причинят вреда. Если не уедете через двадцать четыре часа, дом будет сожжен и вам придется отвечать за последствия. Мы убьем полковника. Подписал за всех присутствующих

Деннис О’Брайян, президент».

Она думала быстро: «Если мужики в таверне Бейтса начнут пить, они не дадут нам двадцатичетырехчасовой пощады, а сожгут наш дом, как дважды сжигали Сан-Франциско». Она надела самое красивое платье из парижского батиста, с яркими лентами и потребовала, чтобы Исаак отвез ее к таверне Бейтса в Беар-Валли. Несколько участников лиги «Горнитас» бездельничали на передней веранде. Исаак направил экипаж к ступенькам веранды.

Джесси поднялась и холодно посмотрела на мужчин. Через минуту она произнесла внушительным тоном Тома Бентона:

— Белый дом и земля, на которой он стоит, наши. Мы намерены оставаться здесь. Если вы сожжете дом, мы поставим палатки. Если вы убьете полковника, вы должны убить также меня и моих троих детей. Вы — банда мелкотравчатых трусов! Если бы среди вас был настоящий мужчина, то он отправился бы на поиски собственного золота, а не пытался украсть у других. С добрым днем вас всех.

С этими словами она опустилась на сиденье экипажа, крикнув тем же тоном, каким кричала в Вашингтоне, Париже и Лондоне:

— Домой, Исаак!

Вернувшись в полдень домой и узнав о ее поступке, Джон прошептал ей на ухо:

— Я же бедная женщина, у меня есть только мой муж и пятеро детей, для которых он работает. Я защищаю Катона.

К этому времени они серьезно встревожились из-за Лили, ведь если ей удалось прорваться, она должна уже быть дома. Через час мальчики, находившиеся на своем наблюдательном посту на дубе, закричали:

— Вон она едет.

Лили устала, но была спокойна. Она не могла понять, почему из-за нее столько шума и почему мама плачет, почувствовав облегчение. Она доехала по крутому спуску до реки, скрываясь за гранитными валунами, затем, ориентируясь по звездам, достигла парома, где встретила старого приятеля Джона. Он тотчас же отправился в Стоктон, чтобы поднять тревогу.

Всю ночь Джесси слышала звуки выстрелов, отдававшиеся эхом в горах, и галоп лошадиных подков, но никто не приближался к «Белому дому». К полудню прибыла сотня Култервиллской гвардии, и она рассыпалась по горам. Перед наступлением ночи под руководством начальника полиции пришли пятьсот человек из Стоктона с оружием и боеприпасами, навьюченными на мулов. Войска разбили лагерь на двенадцати акрах, окружавших «Белый дом», и к следующему дню лига «Горнитас» исчезла из гор Сьерры.

К вечеру этого дня Джесси приняла делегацию женщин, живших в горах между «Белым домом» и Беар-Валли.