— …Ты так легко полюбишь кузена Престона, — упорствовала мать. — Он красивый, очаровательный…

У причала в Фредериксбурге их ожидала высокая желтая семейная карета, которую дети прозвали тыквой. Джесси взобралась на жесткое кожаное сиденье рядом с матерью. После нескольких минут езды по булыжной мостовой она поняла, что Элизабет Бентон все еще не оставила надежду повлиять на нее.

— Не могу не сказать, как меня огорчает, Джесси, то, что ты не восприняла традиции Черри-Гроув, а в тебе бродят лишь отцовские традиции задиристых, упрямых пограничных земель. Я не стала меньше любить отца из-за того, что он ввязывался в грубые ссоры, но это воздвигло барьер между нами. Трудно отделить мужчину от его работы, Джесси, а когда работа грязная, когда в себе самом он носит следы этой работы, тогда нарушается вся жизнь.

— Самая лучшая часть мужчины — это его работа, — категорически заявила Джесси.

— Твой отец научил тебя этому.

— Что, это умаляет истину?

По щекам Элизабет Бентон побежали слезы. Но на этот раз она не прижала к себе дочь.

— Мой дорогой ребенок, как мне жаль тебя! С какой бедой и страданиями ты столкнешься!

Когда показались дубы Черри-Гроув, Элизабет Бентон сделала непроизвольный трепетный жест тонкой белой рукой, признав свое поражение.

— Я вошла в жизнь отца слишком поздно, чтобы изменить его, такая попытка была бы нечестной, даже неразумной. Но ты так молода… Никто не слушает меня, все упрямо идут своим путем.

_/11/_

Черри-Гроув был дарован прадеду Джесси английским королем за его военную службу в колониях. Здание было построено в арлингтонском колониальном стиле, с портиком, поддерживаемым колоннами, и с красивыми белыми боковыми пристройками, с просторной гостиной и столовой по обе стороны прекрасного зала.

Их провел в дом полковник Макдоуэлл, ее дядя, с румяным лицом и длинными шелковистыми усами. Помимо бабушки Макдоуэлл и Элизы, приехавшей сюда весной, Джесси оказалась предметом восхищения и объятий тридцати пяти тетушек, дядюшек и двоюродных родственников — всего клана Макдоуэлл. Там были английские родственники во втором колене из Спрингфилда; тетушка из Ричмонда, приехавшая через форт Патрик-Генри; дядюшки из Абингтона, владевшие тамошними соляными копями; дядя Макдоуэлл, считавшийся в семье самым известным преподавателем Виргинии; кузен, преподобный Роберт Брекинридж, славившийся по всему Югу своим красноречием.

В переполненной прихожей был и ее кузен Престон Джонсон, прибывший из Вест-Пойнта на каникулы. Он воспользовался представившейся возможностью присоединиться к объятиям и энергично поцеловал ее. Престон, высокий блондин с голубыми глазами, считался одним из наиболее смелых и опытных наездников Виргинии. Он был троюродным братом Джесси. Едва она вошла в гостиную, как тетушки и дядюшки принялись настаивать, чтобы она встала рядом с Престоном, и ахали и охали насчет того, как она похожа на мать Престона и какую чудесную пару они могут составить.

В то время как пожилые собирались каждое утро в библиотеке, чтобы, как говорила она, перемывать косточки членам семьи, Джесси и ее молодые родственники выезжали верхом на прогулку. Престон был неисправимым задирой, все время их веселившим.

— Престон, у тебя нет другого желания, как смешить? — спросила она однажды утром.

Впервые за все годы, что она знала его, он подтянулся и стал серьезным. Таким она и запомнила его, а несколько лет спустя доставили домой его израненное шрапнелью тело с равнины Черубуско.

— Мне жалко людей с амбициями, — сказал он, старательно подбирая слова. — Они разрывают на части и себя, и окружающих. Они не наслаждаются и не пользуются покоем, их снедает честолюбие — чем больше успехов, тем больше жадности.