Подойдя к Ли, он открыл было рот, чтобы прикрикнуть и на нее, но вовремя вспомнил свой былой опыт — какие-либо приказы тут бессильны. Поморщившись, он вновь достал из кармана затычки и вставил в уши — громкость воплей снизилась до слабого гула.

Защитив таким образом свой слух, Люциан подхватил Ли на руки и понес к выходу из гостиной. И он дошел почти до самой лестницы, когда заметил стоящую в дверях женщину, ошарашенно глазеющую на него.

— Вы, должно быть, приехали за псом? — почти прокричал он. Прокричал невольно, поскольку совершенно не слышал свой собственный голос. И, кивнув назад, добавил: — Он на кухне, вдоль по коридору налево. Там же его пожитки, лекарства, инструкции…

Люциан умолк и, нахмурившись, прислушался: к приглушенным крикам Ли примешивался еще какой-то звук, — а в следующую секунду понял, что это был возобновившийся лай Джулиуса. Вероятно, он услышал свое имя и таким образом отреагировал. Ну что ж, это уже не его проблемы, пусть пса успокаивает прибывшая собачница.

Снова взглянув на женщину, Люциан увидел, что она неотрывно, с ужасом в глазах взирает на его ношу. Люциан тоже посмотрел на Ли. Ее волосы были мокрыми от пота, лицо — мертвенно-бледным, блузка заляпана кровью, а сама она, распахнув рот в беспрерывном крике, продолжала биться в его руках точно рыба, вытянутая на берег.

Люциан поднял глаза с намерением проникнуть в сознание работницы собачьего приюта и обнаружил, что она исчезла. Поспешив на крыльцо, он увидел отъезжающий от дома белый фургон.

— Эй! — крикнул он. — А как же Джулиус?

Машина продолжала удаляться. С досадой проследив за тем, как она вылетела на шоссе, Люциан вернулся обратно. Едва он захлопнул ногой входную дверь, в конце коридора распахнулась дверь кухни и к нему устремилась внушительная масса плоти, покрытая черной шерстью.

Как видно, Джулиус, услышав свое имя, сделал все возможное, чтобы вырваться из заточения, и это ему, к сожалению, удалось.

Этот черный, как ночь, неаполитанский мастиф, достигающий семидесяти пяти сантиметров в холке и весящий больше восьмидесяти килограммов, мчался сейчас на него, волоча за собой мешок с мусором, который каким-то образом зацепился за его заднюю ногу и из которого вылетали пустые жестянки, какие-то обрывки и прочая дребедень. Обвисшие щеки бегущего пса мотались из стороны в сторону, из открытой пасти летела слюна.

Люциан инстинктивно обнажил клыки и зашипел на приближающееся животное. И вместо того чтобы вскинуть передние лапы ему на грудь, что наверняка нанесло бы определенный вред находившейся у него на руках Ли, пес резко затормозил, заскользив задницей по мраморному полу. Едва не въехав Люциану в ноги, он все же сумел в последний момент остановиться, развернулся и умчался вверх по лестнице, по-прежнему волоча за собой мешок с мусором.

Люциан проводил Джулиуса взглядом, пока тот не скрылся в верхнем коридоре, и, чувствуя, как где-то за правым глазом зарождается головная боль, окинул взором все то, что пес оставил в своем кильватере.

Глава 4

Голова буквально раскалывалась от невыносимой боли. Казалось, будто кто-то пытается расплющить ей череп. Кроме того, рот был словно набит ватой, а живот сводило мучительными судорогами. Иными словами, она ощущала себя так, точно находилась в аду.

Ли застонала, но это сразу же отдалось болью и в голове, и в пересохшем горле, и она предпочла умолкнуть. Затем попыталась поднять веки, но ударивший по глазам свет также усилил головную боль и она поспешила зажмуриться.

Это было ужасно. Таких мучений она никогда не испытывала. У нее бывали переломы, простуда, грипп, ветрянка и прочие хвори, однако ощущений, подобных нынешним, она не припоминала.

Несколько минут Ли пролежала неподвижно, но это не облегчило страданий и она решила подняться, чтобы принять анальгин.