Продолжительность полета достигла четырех часов, скорость, не рекордная, а повседневная, — девяноста километров в час, полезная нагрузка летательных аппаратов — двухсот килограммов, время подъема на высоту в тысячу метров — десяти-пятнадцати минут.

Самолеты получили вооружение: сперва стрелы, гранаты, бомбы, наконец, турельные и синхронные пулеметы, стреляющие через плоскость, ометаемую воздушным винтом.

В первые полтора года войны родились особые самолеты — истребители — машины воздушного боя. На этих самолетах лучшие пилоты мира добиваются фантастических успехов: за капитаном Альбертом Боллом числятся 43 победы в воздушных боях, майор Барачча сбивает 34 самолета противника, капитан Мэннок — 73, 80 побед одерживает Манфред фон Рихтгофен.

Выдающийся русский летчик, последователь Нестерова, Евграф Николаевич Крутень, одержавший в небе первой мировой войны пятнадцать личных побед, говорил: «Истребитель — это не летчик, летающий на истребительной машине, а летчик, истребляющий немецкие самолеты в воздушном бою».

Под этими словами с полным удовольствием расписался бы и Чкалов, всей своей жизнью доказывавший — наше дело побеждать! Правда, в те годы биография летчика Чкалова только еще начиналась, ее творили чкаловские предшественники…

Но 1914 год ознаменован не только боевыми действиями самого молодого рода войск. Этот год можно еще по справедливости назвать пилотажным годом, годом торжества идей Нестерова, который неутомимо доказывал: «В воздухе везде опора».

Спортивный журнал, выходивший в 1914 году, писал: «В настоящее время на земном шаре насчитывается 55 летчиков, умеющих описывать мертвые петли, больше всего их имеется среди французов, а именно — 30, на втором месте англичане. Из русских описывают мертвые петли: поручик Нестеров, Ефимов и Габер-Влынский…»

Небезынтересно ознакомиться с описанием петли, опубликованным в том же журнале:

«…Габер-Влынский занимает место в аэроплане. Он в отличие от французских авиаторов, прикрепляющих себя к сиденью стальными лентами, идущими через плечи, прикрепляет себя только поясным ремнем.

Наконец аэроплан катится по земле, отрывается и, быстро взлетая вверх, начинает смело забирать за собою сотню метров за сотнею.

Аэроплан вдруг опрокидывается на крыло, затем вскоре совсем переворачивается и застывает на одно мгновение в таком положении. Какое-то жуткое щемящее чувство охватывает всех.

Неужели это катастрофа, неужели это гибель смелого летчика?

Аппарат начинает плашмя падать вниз, затем передняя часть его начинает опускаться быстрее задней, и вскоре аэроплан идет круто вниз пикирующим спуском.

„Слава богу, все благополучно“, — вырывается у многих.

Пикирующий спуск переходит в планирующий спуск, и авиатор уже продолжает свой путь для дальнейшего столь отважного полета.

Снова подъем вверх… затем он быстро опрокидывается и продолжает лететь дальше. Летчик все это время висит вниз головой.

Затем снова аэроплан устремляется вниз, описывает в вертикальной плоскости дугу и мчится на свое прежнее место.

Круг замкнут и мертвая петля описана».

Простим косноязычие спортивному обозревателю популярного журнала, простим — за энтузиазм и еще за то, что этот отчет очевидца позволяет нам не столько понять, как выполнялась петля, сколько ощутить атмосферу, в которой протекали полеты 1914 года…

* * *

«Воздушные акробаты, эти мученики за счастливое будущее человечества, сделали свое дело, теперь очередь за простыми рядовыми воинами воздушной армии» (журнал «К спорту», 1914, № 20).

Легко ли было под такой аккомпанемент осваивать небо? И все-таки осваивали. Осваивали потому, что, выражаясь очень сдержанными и очень точными словами Юрия Алексеевича Гагарина, «человек должен идти дальше и знать больше».