Шестопалов с треском перетасовал колоду.

— Как расплачиваемся? — спросил Базик. — Капустой до нуля? Или наличными?

— Капуста до нуля, наличные — разницы нет. — Слизневский следил, как Шестопалов сдает. — Мы же все друг друга знаем. Так ведь?

— Разумеется…

Закончив первый круг сдачи, Шестопалов аккуратно засунул прикуп под лист, чтобы не было видно рубашек. Сдал до конца. И игра началась.

Иванов знал: чтобы подтвердить реноме лобовика, он должен сыграть на равных. Но довольно скоро понял: сыграть на равных с такими партнерами будет не просто.

Через несколько часов, уже глубокой ночью, стало ясно — игры на равных у него не получилось. Первую и вторую скачки взял Шестопалов, третью — Кока. Надо было что-то предпринимать. Он просто обязан взять последнюю, четвертую скачку. Если он ее не возьмет, то проиграет около семи-восьми тысяч. То есть весь свой денежный запас. И главное, пошатнется его реноме, что весьма нежелательно.

В номере стояла тишина. Над столом слышался шелест карт и негромкие возгласы: "разок в темную", "раскрыл", "первые", "вторые", "мизер", "девяти нет", "подержусь", "ушел", "без лапы". Играли быстро: карты раскрыты, короткий взгляд, реплика "согласен", и карты сдаются заново.

В игре, в которую они сейчас играли, важно было не столько сыграть самому, сколько не дать сыграть партнеру — "держать" его, не позволяя взять скачки. Искусством "держать" все три соседа Иванова владели в совершенстве. И поэтому зажали его намертво. Он уже смирился с поражением, как вдруг Кока допустил небольшую оплошность. При своей сдаче он сунул прикуп под лист небрежно, оставив открытой треть верхней карты. Сдав все карты, Кока поправился, задвинув прикуп до конца. Но Иванов успел заметить: рубашка верхней карты очень напоминает рубашку туза червей. Свои карты он еще не поднимал, но знал: ему пришло как минимум шесть червей. Конечно, его будут держать. Но сейчас легче — главный противник, Кока, выключен из игры как сдающий. Шестопалов должен понять ситуацию и помочь, спасовав. Остается Базик. Даже не он сам по себе, а карта, которая ему придет. Игра сейчас идет на тройной бомбе. То есть если Шестопалов и Базик позволят Иванову сыграть в темную, то даже при семерной он одним ударом возьмет четвертые скачки. И сразу же отыграется. Значит, Базик должен стоять насмерть, чтобы ни в коем случае не дать ему сыграть. Но стоять насмерть Базик сможет лишь в одном случае — если ему придет хоть какая-то карта. Если же не придет, то, подняв Иванова, он рискует добавить к своему проигрышу еще несколько тысяч.

Иванов сидел на последней руке. Значит, целиком зависел от того, что скажут партнеры. Если оба скажут "пас", он получит возможность сыграть в темную. И таким образом удвоить выигрыш. Если же хоть один из них скажет "раз", ему придется поднимать карты и торговаться в светлую.

Все молчали. Поскольку шел четвертый час ночи, тишина в номере казалась абсолютной. Кока, лишенный возможности влиять на игру, сидел, разглядывая стол. Шестопалов и Базик изучали свои карты. Иванов, так и не тронувший то, что ему сдал Слизневский, бесстрастно смотрел на партнеров. Наконец Шестопалов без всякого выражения сказал:

— Я пас.

Кока выразительно посмотрел на Базика. Тот слегка покусывал губу — явно колебался. Положил карты на стол, подровнял. Цокнул языком:

— Я тоже.

Кока отвернулся. Ясно: у Базика слабая карта. Шестопалов же решил помочь Иванову — не держать.

Иванов изобразил улыбку:

— В таком случае взял в темную.

Поднял свои карты. Так и есть, он получил шесть червей. И в придачу туза пик.