Ираклий прижал трубку к уху. В мембране мамин голос. Как бухает в голове. С ним они могут делать что угодно. Но с ней… Он не может этого даже представить. Мама — и они.

— Алло? Мама? Это ты?

— Ираклий… Ираклий, как я волнуюсь…

— Ты откуда? — Он спросил по-русски, хотя мама говорила по-грузински. Казалось, все проваливается. Летит куда-то…

— Из Тбилиси… Утренним самолетом… Я ведь знала: никакого ремонта… Ираклий, зачем ты меня мучаешь? Зачем?

— Как ты попала в квартиру?

— Что значит как? У меня же ключи.

— Ключи?

— Ты что, забыл? Вы же сами дали мне ключи.

Да, он вспомнил.

— Ираклий, ну разве так можно? Я вся извелась.

— Ты о чем?

— О чем! Он не понимает. Что у вас с Мананой? Вы что, разъехались? Разошлись? Говори правду. Ика! Умоляю. Мать нельзя обмануть, слышишь. Не молчи. Ираклий!

"Кавказец" поднял пистолет. Хватит.

— Мама, я тебя очень прошу, успокойся.

— Но, Ираклий…

— Мама, у нас все в порядке. Я тебе потом объясню. Сейчас я не могу говорить.

— Ика…

Гудки. "Кавказец" нажал на рычаг:

— Убедились?

— Убедился.

Теперь ему все было ясно. Поговорив вчера с Мананой, мама подумала: у них нелады. И наутро вылетела. Это на нее похоже. У мамы это называется "спасать семью".

— Ираклий Ясонович, теперь вы понимаете? Я не шучу.

— Да. Понимаю.

Что он говорит. Он полностью потерял контроль над собой. Если бы не мама… Если бы не мама, он действовал бы по заранее разработанному с Борисом сценарию. Сначала прикинулся, что у него вообще нет таких денег. Потом попытался бы всячески снизить сумму. Потом сказал бы, что попробует занять деньги у друга. Директора шашлычной. И позвонил бы по телефону опергруппы. О том, что этот номер специально заимствован у одной из шашлычных, не знает никто. Даже справочная служба. Если "кавказец" вздумал бы вдруг спросить об этом номере по 09, ему подтвердили бы: да, это шашлычная.

"Кавказец" пригнулся:

— Ираклий Ясонович, очнитесь. Давайте подумаем, как быстрее получить деньги. Они у вас в сберкассе?

— Да. То есть в сберкассе у меня мало…

Опять в голове заметалось: "Мама…" Ведь днем дежурство у его квартиры снимается. Допустим, "кавказец" будет задержан. Но ведь мама — в его квартире. Получается, он, Ираклий Кутателадзе, должен подставить маму, свою маму, под пистолет убийцы. Как этому помешать? Если бы он был согласен откупиться, где взять двадцать тысяч рублей? Да еще до часу дня? Хорошо, пусть он смог бы их достать, эти двадцать тысяч. Двадцать тысяч…

Некоторое время Ираклий сидел, повторяя про себя эту цифру. Нет. Если бы он только сделал это… Если бы передал двадцать тысяч в обмен на жизнь мамы… и при этом отпустил "кавказца" и его напарника с миром, он стал бы предателем. Обычным предателем. И предал бы не только Бориса. Предал бы всех, кого "кавказец" смог бы потом убить и ограбить. Предал бы себя. И именно мама, которая сейчас, сама того не подозревая, может вот-вот погибнуть, никогда не простила бы ему этого. Никогда. Вдруг сообразил: он будет проводить разработанный Борисом план. Будет. Только в конце вместо телефона опергруппы наберет номер Бориса. Тот должен понять. Должен. По тону голоса. По паузе. Он, Борис, Боря Иванов, его друг, должен понять все. Без всяких слов.

Ираклий поднял глаза на "кавказца". Тот смотрит настороженно.