|
Иногда к рассвету не оставалось ничего, но порой удавалось сохранить больше половины. А в Генте и Марселе повезло по-крупному. Пьер на выигрыш прав не предъявлял. Когда представилась свободная минутка, Огюст нашёл отделение «Сосьете Женераль» и положил на счёт почти тридцать тысяч франков. Сразу стало спокойнее, а то деньги жгли карман. Надолго ли хватит радушия нанимателя, спрашивал себя Огюст каждую ночь, выходя из казино или клуба. Но сегодня и этот вопрос отпал. Привет, Везунчик! Огюст бросил карты и направился через зал к Пьеру. Тот оторвал взгляд от вращающихся лопастей рулетки — и сразу всё понял. Везунчик прошёл к покерным столам. Уселся, поёрзал, огляделся. Перекинулся с соседями парой слов. За столом пустовало одно место, игра пока не начиналась. — Вон тот? — спросил Пьер, оказавшись у Огюста за спиной. — Подойди, сядь рядышком и шепни тихонько: «Я всё знаю!» — С везением у него всё в порядке — посмотрим, как с нервами. То есть, так? Вассалы с трещотками и хлопушками ломятся развёрнутой цепью в дикую чащу, а по другую сторону — рыцарь Пьер с опущенным забралом и нацеленным копьём? Старая добрая охота на Везунчика? Где же их-то дорожки пересеклись? Зачем им сдался этот канцелярский червь? Пора спросить, пора, другого случая уже не будет… — Да не волнуйся, — добавил Пьер, видя, как Огюст переминается с ноги на ногу. — Просто вспомни, как он раздел тебя в Мирадо. Сколько там было? Полста? А теперь ты начинаешь догадываться, почему так получилось. Пойди и скажи ему об этом. Непослушные ноги превратились в вялые пружины, проседающие на каждом ходу. Огюст доковылял до свободного места рядом с Везунчиком, приветственно кивнул присутствующим, опустился на стул. Сухопарая крашеная старуха в тяжёлом бархатном пиджаке словно из панциря тянула маленькую остроклювую голову на черепашьей шее. Широколобый мужчина средних лет энергично потёр руки и придвинулся ближе к столу. — Добрый вечер, — сказал Огюст Везунчику. — Начнём, пожалуй? — ответил тот, придвигая к себе колоду. — Я всё знаю, — замогильным голосом произнёс Огюст. Везунчик удивлённо шевельнул бровями, чуть сощурился, разглядывая нового соседа: — А, так это вы, голубчик! — блекло улыбнулся, и мелкие, будто молочные, зубы повторили дугу улыбки. — Раз вы теперь всё знаете, то, может, отыграетесь слегка, а? И игра поживей пойдёт. Знание — оно штука полезная! — Теперь он уже обращался к остальным. — Люблю, представьте, играть со знакомыми. Меньше случайности, больше психологии. Вообразите, уважаемые, мы с господином… э-э… — пауза повисла и разрослась, потому что Огюст не собирался представляться — ведь и он не знал имени Везунчика, — э-э… мы с коллегой имели отличную торговлю прямо под Рождество. Каре против флэш-рояля, не чудо ли, а? И игриво ткнул Огюста кулаком в локоть. Пятьдесят тысяч франков — вот столько и ушло в ту последнюю раздачу. «Полста», как говорят у нас в минивэне. Огюст никогда не сокрушался по игровым деньгам — пришли-ушли, дело случая. Но не в тот раз. Везунчик продолжал доброжелательно и снисходительно скалиться. За чуть затемнёнными стёклами лишь угадывались глаза. Наглые, холодные кружочки. Цифры в таксометре, а не глаза. Те пятьдесят тысяч Огюст уже успел пристроить — минут за пять, прямо перед тем, как покатился с горки азарта к своему закономерному фиаско. В полукруглую сумму смогли уместиться: лисьи, колонковые и барсучьи кисти двенадцати типов; акварель, гуашь, пастель, масло — на Монмартре таких не найдёшь, не фабричная дешёвка, надо ехать в Руан в мастерские Бризеля; мольберт ручной работы, беззаботный двадцать пятый год, — из антикварной лавки у моста Севр; бумага и холст — от самого мэтра Манси из Академии, на такой каждая капля подкрашенной воды разбежится тысячами смыслов и образов, на такой нужно рисовать туман, и ветер, и зарницы ночной грозы… И даже после подобных внушительных трат ещё оставалось сполна на комнатку в деревушке под Бордо — целый месяц в частном пансионе вдали от городской суеты и пыли. |
