И немного успокоившийся Николай вновь уехал по матрешкиным делам.
— Ты лучше плети свои вирши! Про слезы и розы, — посоветовал он напоследок. — Давай стране угля!
Едва он выехал со двора, в дверь позвонили. Видно, поджидали его отъезда.
И перед Севиными глазами возник Катин «брат», тот самый, последний, большой и бородатый. Он зыркнул глазами по сторонам и спросил:
— Один?
Сева робко кивнул.
Цыган по-хозяйски шагнул в квартиру:
— Сохранил? Все в целости?
— Что — в целости? — не понял Сева.
«Брат» сомкнул кустистые брови в одну грозную артиллерийскую линию.
— Память у тебя отшибло? Могу напомнить! — И поднес здоровенный грязный кулак прямо к Севиному носу.
Сева вспыхнул:
— А вы что тут кулаками размахались? Что себе позволяете? Я слыхом о вас не слыхивал! Даже имени вашего не знаю!
— И не узнаешь, — хмыкнул цыган. — Тебе оно ни к чему! Гони пакет, что Катька оставила!
— А-а, пакет… Так бы сразу и сказали! Это не вопрос, — пробурчал Сева. — А то ходят тут, кулаками машут… Вон он валяется, ваш пакет драгоценный!
«Брат» глянул в угол передней, куда ткнул пальцем Сева, и обрадованно схватил пакет. И сразу запел другим тоном:
— Вот спасибо тебе, ласковый! Вот помог, выручил ты нас, человек хороший! Катерина тебе привет прислала, благодарила очень.
— А… как там она?.. — неуверенно спросил Сева.
— Скучает без тебя, тоскует, истомилась прямо, ласковый! — уверенно заявил цыган. — Ох, как она томится, драгоценный! — И он пристально всмотрелся в Севино лицо.
— Так… может, зайдет она?.. — робко выговорил Сева.
После Катиного первого ухода он ликовал недели две, радовался еще три, жил спокойно еще месяц… А потом… Потом опять сломался его мирно-творческий график жизни, и Сева сбился, растерялся, расстроился. Вечерами в квартире казалось пусто и неестественно тихо. Мешали книги, примолкший телевизор, нервно мигающий ноутбук… Сева сам себе мешал.
— Зайдет! — твердо сказал «брат». — А ты вот что… Ты еще подержи у себя другой пакет. Тебе несложно? За ним она и зайдет.
Сева машинально кивнул, опять бросил пакет в угол и сел ждать Катю.
Она пришла через неделю. За это плодотворное время — для поэтов таким всегда становится ожидание — Сева написал немало стихотворений.
Сева неосмотрительно прочитал это стихотворение Николаю. Шаг чересчур опрометчивый.
Матрешкиных дел мастер презрительно фыркнул: — Во-первых, тягомотина. Сократи! Во-вторых, от кого это ты намылился зависеть? Уж не от этой ли своей ведьмачки с косой до пят? Если так, то ты дубина законченная. Это в-третьих.
Сева хотел уклониться от ответа, но номер не прошел.
— Говори! — заорал Николай. — Тебе мало разграбленной квартиры?! Еще неприятностей захотелось?! Так ты их обязательно схлопочешь на свою голову! Усвоил?
— Катя больше не придет, — соврал немного испугавшийся Сева. — А если придет, я ее не пущу. Это не вопрос…
— «Не обещайте деве юной…» — злобно пропел брат. — Смотри, Всеволод! Ты не ребенок! А как там твой журнал-дурнал? Еще дышит?
— С трудом, — признался Сева. — Сам понимаешь…
— Понимаю, — сказал Николай. — Ситуация шаховая. Значит, так…
В его новом плане опять не замечалось ни малейшего просчета. |