Каков холодный и трезвый расчет, какова решительность и предусмотрительность! Недаром сэр Уильяме расщедрился и передал Екатерине 10 тысяч фунтов стерлингов. И заметим, что канцлеру Бестужеву, генералу Апраксину отводится в этом плане важная роль.

Однако Елизавета Петровна неожиданно поправилась, план был похерен, а сама Екатерина с трудом выпросила себе её прощение. Потом она, вероятно, помнила о заботливом канцлере, предупредившем её от дурных связей, и сохранила к нему уважение на будущее.

Соловьёв указывает, что, по более поздним рассказам Екатерины II, Алексей Петрович составил и подал ей в 50-х гг. проект, согласно которому она должна была править вместе с мужем, а сам он рассчитывал получить в своё ведение сразу три коллегии — Иностранную, Военную и Адмиралтейскую и иметь чин гвардии подполковника всех четырёх гвардейских полков. Что ж, если всё это соответствовало действительности, то можно сказать, что Бестужеву явно не суждено было умереть от скромности. Но если по части личных амбиций канцлеру явно изменило чувство реальности, то его предвидение того, как будет царствовать Пётр Фёдорович — будущий Пётр III, — полностью оправдалось.

Позже великая княгиня Екатерина Алексеевна пережила бурный роман с князем Станиславом Понятовским, приехавшим в Россию в свите английского посла Уильямса, и к проекту канцлера отнеслась несколько легкомысленно, хотя и благодарила его через Понятовского (общаться напрямую им было уже опасно), не отказываясь от него вовсе, чтобы не противоречить упрямому старцу. Она только просила сказать ему, что претворить такой план в жизнь было не так просто. «Упрямый старец» несколько раз переделывал проект — то сокращал, то дополнял его, в зависимости от постоянно менявшейся вокруг великой княгини обстановки. По части проектов граф был неутомимый и изобретательный мастер.

Екатерине на самом деле было не так просто определиться со своим будущим, потому что её благосклонности добивались сразу несколько партий. Новый посол Англии сэр Уильяме для проникновения в дворцовые сферы России решил взять на себя роль Шетарди и использовал Понятовского как основное орудие влияния на будущую супругу императора. Но благосклонности Екатерины Алексеевны добивались и братья Шуваловы, причём она, судя по всему, делала ставку на более сильную партию Шуваловых.

Екатерина потребовала от Бестужева добиться для Понятовского самостоятельного посольского поста — она хотела бы, чтобы поляк представлял в России польско-саксонский двор. Канцлер вступил в тайные сношения с канцлером саксонского кабинета графом Брюлем и добился, чтобы блистательный молодой поляк сделался послом страны — союзницы России.

Вся возня вокруг «молодого двора» прекратилась 22 октября в связи с неожиданным выздоровлением Елизаветы Петровны. Уильямсу, после неудачных попыток помешать русско-французскому союзу, пришлось уехать в Лондон выслушивать упрёки лордов по поводу краха своей миссии. Напрасно Екатерина Алексеевна пыталась утешить Уильямса тем, что на случай смерти Елизаветы у неё имелся план осуществить переворот в пользу своего сына Павла. При этом активная роль в нём отводилась Бестужеву, Апраксину, Ливену и даже Шуваловым.

В этих условиях и началась война России с Пруссией, вошедшая в историю как Семилетняя. Она давно подготавливалась канцлером, но теперь его участие в событиях было весьма ограниченно. России помогали Австрия и весьма слабо — Франция. Военные действия были поручены приятелю Бестужева фельдмаршалу Степану Фёдоровичу Апраксину (1702–1758). От его успешных действий зависела и судьба Бестужева.

Позиция России в вопросе о войне была выражена в «Манифесте об объявлении войны прусскому королю» от 16 августа 1757 года и в «Ответе со стороны императорского величества всероссийской на обнародованную королём прусским декларацию», в тексте которых чувствуется и рука канцлера.