Сам больной, Бестужев повёз жену умирать в Париж. Его предшественник Ф.Д. Бехтеев (1716–1761) описывал аудиенцию русского посла у Людовика XV в самых хвалебных выражениях: и осанка у него была величественная, и речь уверенная и громкая, и вообще он выступал с достоинством, «не давая себя оглушить многословием здешним».

Граф А.Р. Воронцов (1741–1805), племянник М.И. Воронцова, посетивший в начале 1760-х годов Париж, описывая жизнь посла М.П. Бестужева-Рюмина, сделал такое интересное наблюдение:

«В его доме была Греческая церковь, а священником в ней был один монах, ставший впоследствии архиереем; это был самый большой фанатик, какого мне когда-либо случалось встречать. Он ставил в неловкое положение посла, а также всех находившихся в Париже русских, обращаясь к ним с наставлением в своих проповедях. Он хотел, чтобы все путешественники и светские люди жили монахами».

Кем-кем, но монахом Михаил Петрович никогда не был, как и многие в его роду. На самом деле в Париже всё было не так просто, и монах тут был ни при чём. Проблемы послу создавали французы, оказавшиеся не такими уж и сговорчивыми, какими он себе их представлял. Давала о себе знать и болезнь. Последнее письмо Михаила Петровича графу И.И. Шувалову было написано 14 октября 1759 года. В нём Бестужев заверял Ивана Ивановича, что приступил к поискам кандидата для Российской Академии художеств вместо умершего Лорена. Он хлопотал по делам до последнего дня.

Сначала умерла его жена, а потом, 26 февраля 1760 года, скончался он сам.

Завещание его подписал советник Фёдор Чернев, с которым он работал ещё в свою бытность в Вене.

Поехать и умереть в Париже…

Это станет заветной мечтой потомков Михаила Петровича…

Заканчивает Михаил Петрович свою «скаску» 1754 года словами: «Детей не имею, а о крепостных моих людях, сколко мужеска полу числом, и в деревнях, в которых уездах оне находятся, за давным моим из России отсутствием подлинной ведомости дать не могу». За такими сведениями он советует обратиться к генерал-лейтенанту Ивану Лукьянычу Талызину, «который по своему от меня жалованию моими деревнями управляет».

Следить за своими крепостными и деревнями у М.П. Бестужева и в самом деле просто не было времени.

ГРАФ ПРОТИВ МАРКИЗА

…Он показался мне похожим на хороший старый рейнвейн: вино это никогда не теряет усвоенного им от почвы вкуса и в то же время… отягчает голову и потом надоедает. То же самое с нашим маркизом…

Прежде чем переходить к изложению разыгравшейся на петербургских подмостках подспудной борьбы русской и французской дипломатии, расскажем о том, что помогло Бестужеву-Рюмину перехитрить своего ярого врага и выйти из этой схватки победителем.

Нужно отметить, что первые попытки Бестужева-Рюмина «наступить на хвост» своим противникам были довольно неуклюжи и безрезультатны. Во-первых, неблагоприятным оставался придворный фон Санкт-Петербурга. Государыня Елизавета Петровна странным образом всё ещё оставалась в плену своих девичьих представлений о бывшем женихе Людовике XV (1710–1774) и в некоторой степени благоволила Франции. Прямое обращение графа к прусскому королю Фридриху II с просьбой перехватывать и вскрывать переписку Шетарди и Лестока с Берлином не сработало и вызвало у короля лишь недоумение. Фридрих ответил Бестужеву, что если Шетарди и Лесток переписываются со своими иностранными корреспондентами с согласия императрицы Елизаветы, то он не имеет права вмешиваться в это дело. Если же такого согласия нет, то Бестужев, как вице-канцлер, сам мог бы принять против этой переписки необходимые меры. По-видимому, Алексей Петрович пока не догадывался, что король являлся одним из организаторов подкопа под вице-канцлера, а потом и канцлера России.