Повернувшись спиной к восходящему солнцу, он пе­реступил лежащее под ногами женское тело, нагое и вы­потрошенное. Эту женщину тоже звали Элис.

Он попытался вспомнить, совпадение это или нет.

БЕТА-МАКС

Мир не умирает, его убивают. И у убийц есть имена и адреса.

Все начинается со звука в темноте. Дрейфуя по склону подводной горы, Лени Кларк готовится к неизбежному расставанию с одиночеством.

На таком расстоянии она совершенно слепа. «Атланти­да» с ее подвесными рамами, маячками и иллюминатора­ми, истекающими в бездну размытым светом, осталась в сотнях метрах позади. Достаточно далеко, чтобы не мигало никаких сигналов, чтобы огоньки на каналах инженерных сетей и наружных хранилищах не загрязняли мрак. Лин­зы на глазах могут использовать для зрения малейшую искорку, но не способны создать свет там, где его не су­ществует. Как здесь. Три тысячи метров, триста атмосфер, три миллиона килограмм на квадратный метр выжали из мироздания все до последнего фотона. Лени Кларк слепа, как последний сухопутник. За пять лет на Срединно-Атлантическом хребте она успела полюбить слепоту.

А теперь все вокруг заполняет комариное зудение гид­равлики и электрического тока. Сонар мягко постукивает по ее имплантатам. Зудение неуловимо переходит в писк и гаснет. Легкий толчок: что-то замирает прямо над ней.

— Дрянь. — Механизм в горле обращает словечко в тихое жужжание. — Уже?

— Я дал тебе лишних полчаса. — Это голос Лабина. Его слова преобразованы той же техникой, но иска­женный звук теперь стал для нее привычней оригинала. Она бы вздохнула, будь здесь возможно дыхание.

Кларк включает налобный фонарь. Во вспыхнувшем луче появляется Лабин: черный силуэт, усеянный точка­ми внедренных механизмов. Впадина на груди — диск со множеством щелей, хром на черном фоне. Роговичные накладки превращают глаза в пустые матовые овалы. Он выглядит так, словно создан из теней и технологий. Кларк знает, что за этим обликом скрывается человечность, но помалкивает об этом.

Рядом с Лабином парит пара «кальмаров». С одной из метровых торпед свисает нейлоновый мешок, бугрясь вся­ческой электроникой. Кларк переворачивается ко второй, сдвигает тумблер с «Ведомый» на «Ручной». Машинка вздрагивает и выдвигает рулевое устройство.

Кларк, не раздумывая, отключает фонарь. Все снова поглощает тьма. Ни движения, ни огоньков. Никаких атак.

Просто все здесь по-другому.

— Что-то случилось? — жужжит Лабин.

Ей вспоминается совсем иной океан на другом краю мира. Там, на источнике Чэннера, стоило выключить свет, загорались звезды, тысячи биолюминесцентных со­звездий: рыбы освещались как посадочные полосы аэро­портов; мерцали членистоногие; сложными переливами вспыхивали виноградинки гребневиков. Чэннер песней сирены приманивал этих причудливых обитателей сред­них глубин, заставляя погружаться глубже обычных для них слоев, подкармливая незнакомыми веществами и пре­вращая в чудовищных красавцев. Там, на станции «Биб», темнело лишь тогда, когда свет зажигали.

Однако «Атлантида» — не «Биб», а это не Чэннер. Здесь свет исходит лишь от грубых, неуклюжих машин. Фонари пробивают в черноте пустые тоннели, безжизнен­ные и уродливые, как от горящего натрия. А выключишь их, и... пусто. В том-то и весь смысл, конечно.